И тогда беда тому, кто повстречается ему на дороге.
Натала охнула от ужаса и обняла Конана рукой за шею с такой силой, словно боялась что ее вот-вот разлучат с могучим защитником.
— О, Кром! — ошарашенно воскликнул киммериец. — Как же это? Они что, так и лежат, как бараны, пока этот демон их пожирает?
— А ты отказал бы богу в полагающейся ему жертве? У нас в Стигии людей тоже убивают на алтарях во славу богов, и жертвой может оказаться любой из стигийцев. Так не все ли равно — жрец приносит жертву или бог сам приходит за ней?
— Ну, нет! — гневно воскликнул варвар. — У нас людей в жертву не приносят. Клянусь Кромом, хотел бы я посмотреть на жреца, которому пришло бы в голову зарезать на алтаре киммерийца! Кровь пролилась бы, это верно. Но чья кровь, как ты думаешь?
— Ты варвар! — рассмеялась Талис. — Ты настоящий варвар! Но Тог — очень старый бог, бог кровавый, жаждущий жертв, не забывай об этом!
— Ну что за люди! — гневно бормотал Конан. — Лежать и спать, зная, что проснуться может быть придется в животе у чудовища!
— Такая уж их судьба! — улыбнулась Талис. — Тог лакомился ими с незапамятных времен. Некогда их были тысячи, теперь — жалкие сотни. Еще несколько поколений и останутся единицы, а Тогу придется искать поживу в другом месте или убираться туда, откуда появился. Ксуталийцы знают о том, что их ждет, но даже не помышляют о бегстве, они уже давно смирились с этим. Вы не поверите, но вот уже несколько поколений никто из них не выходит из города дольше, чем на несколько часов. А я видела старинные карты, нарисованные на пергаменте, на них в дне пути в южном направлении указан оазис, еще в дне пути — второй, а там уже до края пустыни недалеко. Но туда никто из граждан теперь не решится пойти. Они хуже растений, всех их погубили лотосные сны. У них есть золотистое вино с чудесными свойствами, которое залечивает любые раны и возвращает силы даже после самых разнузданных оргий, — его они и пьют. И спят, спят…
И все же, несмотря на сонное отупение, все они судорожно цепляются за жизнь, когда приходит их час. Да вы в этом сами убедились. Мне тоже приходилось видеть перепуганных горожан, а однажды весь город переполошило известие, что Тог покинул свое подземелье. Люди бегали по улицам, рвали на себе волосы, пока наконец не выскочили за ворота. Посовещавшись там, они решили бросить жребий и оттащили того, на кого он пал, связанным по рукам и ногам в одну из комнат, чтобы Тог, удовлетворившись жертвой, оставил их в покое.
— Бежим отсюда! — рыдала Натала. — Бежим скорее!
— Замолчи! Еще не время! — шикнул на нее Конан, любуясь белым, словно слоновая кость телом прекрасной стигийки.
— Но скажи, Талис, как ты оказалась в этом городе?
— О, я попала сюда еще ребенком, — ответила она, томно потянувшись и заложив руки за голову. — Я принцесса, как ты наверное уже понял. Меня похитил один из мятежных принцев, что шатался по свету с бандой кушитских лучников, отыскивая место, где смог бы обосновать собственное королевство, пока не заблудился в пустыне. В конце концов и он сам и его люди умерли от жажды. Я обязана жизнью одному из лучников — он, прежде чем испустить дух, посадил меня на верблюда. Это славное животное притащило меня, полумертвую, прямо к воротам этого города. Потом мне рассказали, что однажды утром увидели за воротами мертвого верблюда, а рядом с ним полузасыпанную песком девушку. Горожане принесли меня в город и напоили вином. Так вот я и выжила. Я не знала их языка, но они очень быстро изучили мой. Особенно старались мужчины. И вовсе не потому, что стигийский язык так понравился им, — ради меня они готовы были бросить даже свои сны.
Она бесстыже рассмеялась, бросив откровенный взгляд на киммерийца. |