– Ой, бедный Робин! – тихонько посочувствовал народному мстителю Колюшка. – Представьте только, как именно он этого клока лишился! А если собака порвала ему не только штаны?!

– Тогда Золотухин прав – это улика: на ткани мог остаться генетический материал, – рассудила я.

– Это теперь так называется – генетический материал? – хохотнул Колян. – Помнится, днем ты цитировала поэта, тот прямо выражался: го…

– Говорите, это клок штанов? – я повысила голос, перекрывая голос мужа и обращаясь к соседу. – А материал и цвет какой?

– Мягкая тряпка, типа, трикотаж. Цвет – красный, – ответил Золотухин и, поскольку новых вопросов не последовало, чуток помявшись, пошел в свой подъезд.

– Красные пролетарские шаровары! – восхитился Колян. – Однако, народный заступник на дело нарядным ходит!

– Красное в темноте кажется черным, – объяснила я, как сама поняла, логику злоумышленника. – А трикотаж – это, значит, спортивные штаны, в них удобно.

– Вот интересно, дядя Петя теперь пойдет в полицию или будет действовать по методу принца из «Золушки»? – вслух задумался сын.

– То есть искать красные штаны с прорехами и прикладывать к ним свою тряпочку? – я коротко обдумала этот вариант и решила, что он нерабочий. – Это вряд ли. Зная дядю Петю, я бы предположила, что расставит вокруг своих джипов капканы.

– Или будет охранять их с овчарками, – выдвинул свою версию Колян – и, как показало ближайшее будущее, практически угадал.

Уходить из дома ранним утром было как-то странно, отвыкла я уже от сурового режима стандартного трудового дня.

Колян еще сладко спал, вызывая у меня тем самым смешанное чувство обиды и зависти. Я оглядела его, свободно раскинувшегося на кровати, едва я ее покинула: счастливый такой, уютный… В необыкновенно потешной мягкой серой пижаме вроде младенческого комбинезончика из флиса, только на двухметрового мужика.

Ну, чисто хомяк-переросток. Мутант. Но безобидный.

Вот как пройти мимо?

Никак, потому что завидно: хомяк спит себе, а мне надо на работу…

В общем, подкралась я к кровати и, аккуратно подталкивая мужа к краю (чтобы, значит, он как бы невзначай ударился оземь и превратился в доброго молодца), зловеще забормотала:

– На краю лежала туша, туша серая из плюша…

И тут супруг, не открывая глаз, закончил четверостишие жалобным голосом:

– Туша серая сопит – спит!

Взоржала я, сжалилась и ушла, не свершив свое черное дело по обрушению сони на пол.

Пусть помнит мою доброту!

В кофейню я вошла на пять минут раньше назначенного, но молодое операторское дарование меня уже дожидалось.

– Здравствуйте, Еленыва… Елена! – вскочил при моем появлении невысокий рыжеватый юноша с отчетливой лопоухостью.

Его сияющая улыбкой физиономия демонстрировала на редкость богатую коллекцию разнокалиберных веснушек.

– Вольно, – разрешила я. И, осмотрев своего нового напарника, махнула рукой: – Садись.

Сама подумала: да-а, измельчал телевизионный народ. Раньше в операторы брали высоких крепких парней формата «косая сажень где надо» – чтобы и аппаратурой можно было нагрузить, как ослика, и в случае чего без штатива снимать, с плеча.

Впрочем, одиннадцатикилограммовые профессиональные «бетакамы» остались в далеком прошлом и в моей девичьей памяти, современная аппаратура куда более компактна, с ней и такой задохлик справится… Да и не планирую я съемки в военно-полевых условиях, авось сдюжит рыжий-рыжий-конопатый.