— Как можно жить, не доверяя никому?

— Ты его историю разве не знаешь?

— Его?

— Князья Ярославичи крест целовали на то, что не причинят Всеславу вреда, приглашая на переговоры. Но только он явился — взяли его в полон и бросили в поруб. Крестное целование преступили![2]

— Грех это великий, — безразличным тоном прокомментировал собеседник. — Но разве из-за этого следует не доверять никому?

— Один из тех Ярославичей — предок Государя нашего.

— К чему ты клонишь? — прищурился собеседник.

Отец Афанасий скосился на своего визави с едва заметной едкой улыбкой.

— Ты думаешь, что он… — мотнул тот головой.

— Ты думаешь, такое прощают?

— Но Государь — далекий потомок.

— Кровь от крови. Впрочем, до этого еще далеко. Но уже сейчас видно, куда Всеслав клонит.

— Государю он полезен. И если Всеслав не начнет первым, то…

— То это сделают за него. Людей, что считают его выскочкой — множество. Не все верят в то, что имеют дело с древним князем-чародеем. И они охотно вынудят Государя.

— Но ты этому чародею помогаешь. Почему?

— Всевышний вернул его на грешную землю. В этом нет никаких сомнений. Иначе бы он крестных знамений не творил, в церковь зайти не мог и святой воды чурался. А значит у него, — скосился отец Афанасий глазами наверх, — есть какие-то планы на князя.

— Он служит Государю. Верно служит. Но…

— И будет верно служить. — перебил его отец Афанасий.

— Но тогда я тебя не понимаю. Почему ты считаешь, что он постарается отомстить?

— Он — князь-чародей. Он умеет находить пути, неведомые многим.

— Но разве Всевышний не порицает чародейство?

— Но разве Андрей его использует? Ему хватает ума и знаний. Вполне хватает. Разве ты не ведаешь о том, как жители Киева его освободили из полона? Очень хитро и ловко вышло. Уверен — он и тут что-то такое затевает. Хотя иной раз мне становится боязно, что князь сорвется. Но видно крепкие обеты давал. Как он держится — не представляю.

— А жена его?

— А что жена?

— Что про нее скажешь?

— Она голыми руками трех татей разметала, которые хотели ее снасильничать. Двух убила, последний сбежал. Видно обетов там меньше дадено. Сам понимаешь — для молодой девицы такое немыслимо.

Неприметный священник присвистнул, явно потрясенный этой новостью.

— Так это правда?

— Правда.

Помолчали.

Наконец этот неприметный священник произнес:

— Так что мне сказать патриарху?

— Я сохраню верность Государю.

— Но ведь он пошел против церкви?

— Вся власть от Бога, — пожав плечами заявил отец Афанасий. — А пути Господни неисповедимы. Этот раскол без всякого сомнения печален. Но…

— Что?

— Власть султана нам всем, грешным, дана за грехи наши. Это испытание. Это наказание. Это проклятье.

— Ты думаешь, мы не молим Всевышнего, чтобы он просил нам грехи наши?

— Андрей как-то заметил, что Всевышний принимает только одну молитву — молитву делом. Это ересь. Но, ведь он вернулся оттуда, — мотнул головой отец Афанасий.

— Почему он не может лгать?

— Мы потеряли почти все.