Слава у тебя дай боже. Но… — развел руками Агафон.
— Понимаю…
Андрей еще немного с ним поболтал. После чего отправился в свои палаты. Вечерело. А дел еще хватало. Самых разных.
Например, читая очередное письмо супруги, он с удивлением обнаружил в общей логике экономического развития своей вотчины огромную дыру. У него не имелось банальной лесопилки, что распускала бы бревна на доски и брусья.
Мелочь. А очень важная мелочь. Из-за которой многие работы тормозились и усложнялись. Ведь доски вытесывались из колотых половинок и долей бревна. Долго и весьма непродуктивно.
Понятно, что тесанные доски получали несколько прочнее пиленных. Но и кардинально дороже, как по деньгам, так и по человеко-часам. И это срочно требовалось исправить. И не только это.
[1] Симфония — политический постулат поддержки текущей власти, которого придерживается православная церковь, вслед за изначальным никейским христианством. Проявлялся через тезис «Вся власть от Бога».
[2] Здесь описана реальная летописная история, связанная с борьбой Всеслава Полоцкого с Ярославичами.
Глава 6
1555 год, 2 ноября, Тула
Раннее утро.
Еще темно, но петухи успели основательно разбудить всех в округе. Так что на литургию успели даже те, кто желал бы ее проспать. Хочешь не хочешь — проснешься, когда всякого рода пернатые динозаврики[1] надрываются и орут в течении достаточно длительного времени.
И Андрей тоже проснулся, хотя с удовольствием бы прогулял сие мероприятие. Но, увы, не мог. Он ведь теперь воевода городского полка и не мог преимущественно сидеть в своей вотчине. Очень хотелось, но обстоятельства не позволяли. Из-за чего парень отчаянно рефлексировал.
Постановка его воеводой — логичный и закономерный итог деятельности. Рано или поздно это должно было произойти. Во всяком случае, если бы он не совершал серьезных промахов.
Понятное дело, были и другие варианты, но этот сценарий среди прочих — вполне себе жизнеспособный. И он к нему психологически был готов. Однако все это произошло слишком быстро. Катастрофически быстро. Из-за чего завершить основные преобразования в вотчине Андрей просто не сумел. Отчего немало терзался душой.
И дело не в идейности или еще чем-то таком. Нет. Вотчина — это его тыл. И он банально опасался выходить в большое плавание, не имея за спиной надежной гавани — места, куда можно было бы вернуться и укрыться, спрятавшись от невзгод.
В этом плане он сам себя сближал с Петром Великим, который, как известно, любил браться за все на свете и ничего до логического финала не доводить. Даже флот — любимое его детище, развалился практически сразу после его смерти.
Андрей это понимал и нервничал, рефлексировал. Сильно рефлексировал. Очень сильно.
Что он хотел от жизни? Строго говоря — тишины и сытого покоя.
Наивным дурачком парень не был, поэтому не тешил себя мыслями о том, что такое ему когда-нибудь перепадет. В здешнем «историческом ландшафте» даже Цари вынуждены постоянно и очень активно шевелиться, чтобы не выпасть «с корабля современности». Вот и Андрей не был исключением. Все вокруг было слишком подвижно, мобильно и нестабильно. Из-за чего каждый новый год вынуждал его активно шевелиться. И чем больше он барахтался, тем сильнее приходилось работать локтями.
Во всяком случае — пока.
Он ведь до сих пор был независимым игроком на политическом поле Руси. Ну, условно независимым. И если поначалу, будучи мелкой сошкой, он мало кого интересовал. То теперь, взлетев вверх, он вошел в более серьезную лигу. Лигу, в которой нельзя быть одному. Лигу, в которой его старые связи с родичами не стоили ничего, ибо те люди попросту не имели нужного политического веса. А потому их вроде, как и не было…
В идеале-то, конечно, Андрей с огромным удовольствием сел бы у себя в вотчине и занялся бы хозяйственными делами. |