Ее супруг, корнет гусарский,

[Соскучившись на службе царской]

Завел охоту, рысаков,

Друзей, собак… Обеды, балы

Давал, выписывал журналы…

И разорился б, наконец,

Мой тороватый молодец,

Да в цвете лет погиб на «садке»[7],

Слетев торжественно с седла,

И в исступленном беспорядке

Оставил все свои дела.

XIV

С его-то вдовушкой любезной

Помещик был весьма знаком.

Ее сравнил остряк уездный

С свежепросольным огурцом.

Теперь ей — что ж! о том ни слова —

Лет по́д сорок… но как она

Еще свежа, полна, пышна

И не по-нашему здорова!

Какие плечи! Что за стан!

А груди — целый океан![8]

Румянец яркий, русый волос,

Немножко резкий, звонкий голос,

Победоносный, светлый взор —

Всё в ней дышало дивной силой…

Такая барыня — не вздор

В наш век болезненный и хилый!

XV

Не вздор! И был ей свыше дан

Великий дар: пленять соседей,

От образованных дворян

До «степняков» и до «медведей».

Она была ловка, хитра,

И только с виду добродушна…

Но восхитительно радушна

С гостями — нынче, как вчера.

Пред ней весь дом дрожал. Не мало

Она любила власть. Бывало,

Ей покорялся сам корнет…

И дочь ее в семнадцать лет

Ходила с четырьмя косами

И в панталончиках. Не раз

Своими белыми руками

Она наказывала вас,

XVI

О безответные творенья,

Служанки барышень и бар,

.

.

О вы, которым два целковых

Дается в год на башмаки,

И вы, небритые полки

Угрюмых, медленных дворовых!

Зато на двести верст кругом

Она гремела… с ней знаком

Был губернатор… кавалеры

Ее хвалили за манеры

Столичные, за голосок

(Она подчас певала «Тройку»),

За беспощадный язычок

И за прекрасную настойку.

XVII

Притом любезная вдова

Владела языком французским,

Хоть иностранные слова

У ней звучали чем-то русским.

Во дни рождений, именин

К ней дружно гости наезжали

И заживались и вкушали

От разных мяс и разных вин.

Когда ж являлась до жаркого

Бутылка теплого донского —

Все гости, кроме дев и дам,

Приподнимались по чинам

И кланялись хозяйке, — хором

«Всего… всего» желали ей…

А дети вместе с гувернером

Шли к ручке маменьки своей.

XVIII

А по зимам она давала

Большие балы… Господа!

Хотите вы картиной бала

Заняться? Отвечаю: да,

За вас. Во времена былые,

Когда среди родных полей

Я цвел — и нравились моей

Душе красавицы степные,

Я, каюсь, — я скитался сам

По вечерам да по балам,

Завитый, в радужном жилете,

И барышень «имел в предмете».

И память верная моя

Рядком проводит предо мною

Те дни, когда, бывало, я

Сиял уездною звездою…

XIX

Ах! этому — давно, давно…

Я был тогда влюблен и молод,

Теперь же… впрочем, всё равно!

Приятен жар — полезен холод.

Итак, на бале мы. Паркет

Отлично вылощен. Рядами

Теснятся свечи за свечами,

Но мутен их дрожащий свет.

Вдоль желтых стен, довольно темных,

Недвижно — в чепчиках огромных —

Уселись маменьки.