— Отец, как ты себя чувствуешь?

— Ну…

— Я не знал, что ты так тяжело болен… — Цудекл осекся, испугавшись своей лжи.

— Где ты сейчас живешь?

— Я? В Варшаве.

— И как оно там?

— Отец, отец!..

Оба замолчали. Ребе казалось, что к Цудеклу понемногу возвращается былое благородство. Точь-в-точь как говорится: снимает один облик и надевает другой. Исчезли упрямство и твердость во взгляде, вместо них появилась сыновняя нежность. Теперь даже воротничок и галстук будто бы смотрелись не так вызывающе. Цудекл, бледный и озабоченный, стоял, склонившись над отцом. Ребе словно увидел в глазах сына раскаяние. Подумал, что надо бы наставить его на путь истинный, но произносить речи уже не было сил. Только хрипло прошептал:

— Что ж они с тобой сделали?

Цудекл еле расслышал отцовские слова.

— Ничего, отец, ничего.

— Видишь, умираю…

— Отец, нет! Ты еще поправишься.

— Эх…

Снова замолчали. Ребе закрыл глаза, будто забыл про сына. Опять впал в забытье. Вечер, канун поста. Читают главу «Ваякгейл». Ребе стоит рядом и видит, что одна буква стерлась. Можно ли читать по такому свитку? Он не знает, он забыл закон. А теперь Йом-Кипур. Горят восковые свечи. Раскачиваются высокие фигуры в белых халатах. Почему тишина? Почему не слышно молитвы? Что сейчас, «Кол нидрей», или уже закончилась «Нейла»? Где кантор? Господи, да они же все мертвы!.. Ребе открыл один глаз.

— Ты здесь?

— Да, отец.

— Оставайся евреем…

Ребе хотел еще что-то добавить, но не смог. Забыл, что собирался сказать. Что-то про Создателя. Опять закрыл глаза. Сквозь дремоту услышал, как Цудекл вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Ребе то ли спал, то ли бодрствовал. Мысленно молил Бога, чтобы Цудекл узрел истину. Кто-то вошел и почти сразу вышел. Свеча догорела, или ее погасили. Ребе начал размышлять, могут ли быть испорченными свиток Торы, книга, цицис. Как можно повредить святость? Ведь это значило бы в чем-то ограничить Всевышнего. Но это невозможно, так чего бояться? Не существует места, где нет Бога. Нечистые оболочки? Ну и что? Предстоит понести наказание? Пусть так! Душа переселится в другое тело, в животное? Да пожалуйста! Что-то смеялось у ребе внутри. Черти-шмерти, могила-шмогила. Он увидел отца. Тот выходил из миквы, вода капала с бороды и пейсов. Значит, там тоже совершают омовения? Отец беззвучно что-то говорил. Ребе вслушался, пытаясь понять. Вот так! Все верно! Вдруг он почувствовал что-то вроде дуновения ветра. Открыл глаза и увидел яркий свет. Что это? Молния? Ребе лежал, не в силах пошевелиться. Нет, это не молния. Этот свет ярче солнца. Он несет с собой великую радость, он сверкает на потолочных балках, в углах комнаты, на оконных стеклах и постельном белье. Небеса разверзлись, и вот оно, всё сразу: свет, пение, молитва, радость. Бодрость наполнила все его тело, голову, сердце, каждый волосок бороды. «И это хорошо! И это хорошо!» — восклицал кто-то у ребе внутри, словно происходило сотворение мира. В один миг разрешились все вопросы, все сомнения. Сколько же это продолжалось? Мгновение? Минуту? Час? Свет померк, побледнел, вспыхнул в последний раз. Опять наступила ночь. Но остались радость, наслаждение, удовлетворенность, каких ребе до этого не испытывал никогда. Слабость и усталость ушли, тело стало легким, как перышко. Ребе уже не лежал, а парил над кроватью. В нем звучала мелодия, которую невозможно услышать в этом мире. Точно как в псалмах: «Все кости мои скажут». Только сейчас ребе осознал, что с ним происходит.