— Видно, потому, что козлов много завелось! Вон мы на свалку нарисовались, а нас там избили! Надавали по шеям и послали по хуям! Не велели возникать, обещались башки сорвать. Потому как мы голожопые. У бомжей своих таких хватает. Не помещает свалка всех бездомных, — проверещал пискляво-тщедушный, низкорослый Тихон.

— Тебе чего бояться? До армии лет десять в запасе. Вернись к своим, домой, — сказал Бронников и увидел ухмылки на лицах ребят. — Чего смеетесь?

— Давно отплакали!

— Так в чем дело?

— Да Тихону восемнадцать лет, а вы его за пацана приняли.

— Смеетесь! — не поверил Юрий Гаврилович.

— Вот этого — с макушкой. Все над ним хохочут. А пожалеть некому! — нахмурился Харитон.

— Он рахитом болел долго. Оттого не вырос, — сказал Эдик. И, глянув на Тихона, приобнял его: — Не горюй, Тишка! Вот когда цирк снова приедет к нам, уборщиками всех возьмут. Пусть платят мало, зато жрать от пуза будем снова. И с тобой не люди, обезьяны станут бананами делиться и жалеть тебя…

— А где же твои родители?

— Не знаю. В интернате до пенсии не держат. И об родителях не сказали. Может, я из лягушатника?

— Ага! Утопить кто-то помешал, — хихикнул Харитон.

Белобрысый молчун Захар, глянув на главврача, спросил:

— Можа, какое-то подсобное хозяйство у вас имеется? Мы всюду гожие!

— Ага! Целый морг в подсобье! Только мы там уже были, — напомнил Эдик.

— Захар! Ты тоже без семьи и родни? — спросил Юрий Гаврилович.

— Есть сеструха и кошка! Целых две бабы! Только вот толку ни от одной. Кошка совсем старая, а сестра глухонемая. Один я понимаю, чего она хочет. Ее никуда не взяли. Ни в больницу, ни на работу, и пенсии у нее нет. Сама за себя не скажет. Я неграмотный. Не знаю, куда идти и что сказать, да и кто слушать станет?

— А родители где?

— Сестра показала, что в железнодорожной аварии они погибли. Поезд с рельсов сошел. Сестра меня успела схватить и выскочила из вагона. Когда всех вытащили, родители были мертвыми. Сестра в тот день оглохла и онемела…

— У тебя есть жилье?

— Квартира! Даже очень большая. Только вот нет в ней ни тепла, ни света. Все у родителей осталось. С ними ушло.

— У нас один Федька счастливчик. У него отец и мать имеются. Нормальные чудаки. Дышали в городе, а потом смотались навсегда в деревню. И живут как два лопуха. Звали Федьку, тот не уломался.

— А почему? — спросил Бронников.

— У меня в деревне всю дыхалку заклинило! Весь распух! С глаз слезы, с носу — сопли. Мать поначалу ругалась, что я на солнце перегрелся, оказалось — аллергия! На всю деревню. Она так и не прошла до самого возвращения в город. Да и то: куда дальше оставаться, если глаза на лоб полезли от удушья?

— Выходит, и ты бездомный?

— Не-е, в деревне есть дом! — не соглашался Федя.

— То в деревне! А я о городе.

— Тут я вместе с пацанами! Чаще всего у Захара ночуем. Там никто не прогонит и не укажет.

— Сколько лет вы вместе?

— Давно! Лет десять корефаним.

— Больше!

— Вспомни, на реке увиделись!

— Так мы уже втроем были!

— Ладно! Чего мы спорим, мужики? — рассмеялся Юрий Гаврилович, заметив, как неуклюжий Харитон, отгородив от всех маленького Тихона, толкает тому в рот кусочки хлеба.