Странной она стала. Все говорила о Марсе, о жизни на той планете, необычайной, неведомой никому. Когда однокурсники навестили ее, она внезапно спросила их:

— А вы знаете, как по-марсиански будет слово «люблю»?

— Нет. Откуда нам знать? — пожали плечами.

— Луало! Это любовь, так о ней говорят на той планете.

— Юлька, а ты кого-нибудь любила? — спросили однокурсники.

— Я марсианина люблю. Только он не может здесь появиться. Земля слишком засорена, нет чистого воздуха, боюсь, он здесь умрет.

— Когда вернешься в институт?

— Теперь никогда.

— Почему?

— Я умерла для вас, для всех…

— А как же говоришь?

— Это моя тень…

О ней через год забыли. И только мать поняла причину Юлькиной болезни: переучилась дочь, вот и свихнулась от перебора знаний. Теперь это не вылечить и за годы. Пропала девчонка раз и навсегда.

— Уж лучше б была простушкой, работала бы где-нибудь на почте или швейной фабрике. На хрен то образование такой ценой? Такую девку сгубила! — жаловалась мать Юльки соседям.

— Ты послушай, милая, сходи в церковь, помолись святому Пантелеймону, святой воды возьми и напои ею дочку. Многим помогало, — посоветовала старушка соседка, жившая рядом на лестничной площадке.

Все сделала женщина, как советовали, но не помогло.

А когда Юльку отпустили домой на Пасху, соседка стала читать заговоры на исцеление девки. Но и это не прояснило сознание.

Здесь, в больнице, она изменилась. Из необщительной стала любопытной, часто подсаживалась к больным бабам, подолгу слушала их разговоры, спрашивала о непонятном, а потом, оставшись вечером в палате с Ленкой, долго сидела молча, уставившись в одну точку, и думала о чем-то своем.

Ленка не раз пыталась расшевелить соседку.

— О ком вспомнила? — спрашивала смеясь.

— От жизни устала. Ну зачем она мне, такая, нужна? Всем и себе в обузу. Пора уходить…

— Куда? К кому?

— Вот шизофреничка! Иль не поняла?

— Конечно, дошло! Как зовут твоего марсианина? Он тебя хоть водит по кабакам? Умеет оттянуть? Как предпочитает?

— Иди ты!..

— Все козлы мозги сушат. Твой марсианином прикинулся, мой — крутым. Другие тоже не легче. Не верь никому. Все жалкие мудаки! Схвати за яйца, хоть твой иль мой — взвоют. И только мы должны терпеть. Вот и я полюбила Ваньку. А он на меня любовь забил с прибором. Я чуть не сдохла в приступе — гад даже не подошел. И он не один, все мужики такие. А уж как орала, стены тряслись от жалости, он же, сволочь, не вышел из кабинета. Хотя знаю точно, что там был. Ну да я его присухой возьму. Схожу к бабке.

— Ерунда все заговоры. Надо мной три старухи шептали. Свечками обносили, святую воду пила. Ничего не помогло. И тебе только голову заморочат. Не верь…

— А как плохо жить без хахалей, — скульнула Ленка.

Юлька, услышав старую жалобу, повернулась к соседке

спиной, молчала.

— Меня домой обещают отпустить на выходные, — похвалилась Ленка.

— И я хочу к своим, — отозвалась Юля тихо.

— Попросись! Тебя точно отпустят…

— Надо попытаться, — ответила скупо.

Но ни в этот, ни на следующий выходные не отпустили девок домой. Юльку осмотрели все врачи, поговорил с ней

Петухов. Он и запретил отпускать Юлю. Стал внимательнее наблюдать за ней.

— Не нравится состояние девушки.