|
Я, по правде сказать, не особенно репу люблю, Лайам тоже. Привезла домой в Касл-Дарси, гадая, что с ней делать. Выбрасывать жалко, хорошая репа, лучше не бывает! Выглянула в окно, вижу коз во дворе. Думаю, замечательно, репа вполне сгодится. Козы едят все подряд — объедают живую изгородь, забираются в сад, жуют мои травы. Поэтому я пошла к Бодикоту с мешком и постучала в дверь. А его не было. Тогда я решила высыпать чуть-чуть на землю, пусть козы попробуют. И насыпала. Они подошли, им понравилось, они ее уминали, довольные, как не знаю что. И я, тоже довольная, пошла домой. Будто сделала доброе дело. Оказалось, что нет.
Салли закрыла лицо руками. — Ох, ты даже не представляешь, какой был скандал! Старик Бодикот явился через час, багровый от злости. Я думала, у него припадок. Даже говорить не мог. Видно, козы к его возвращению прикончили репу, он застал последние кусочки. Должно быть, какой-то прохожий видел меня с мешком козьего лакомства и подсказал ему, что это моя работа. — Разве козам нельзя репу есть? — озадаченно спросила Мередит. — Похоже на то. У них от репы молоко портится. Сами животные не болеют, а молоко остается испорченным, пока репа не выведется из организма. Я ужасно расстроилась, от души извинялась, а Бодикот не слушал. Судя по всему, думал, будто я это нарочно сделала. Заявил, что придется выливать молоко, пока оно снова не станет нормальным… Ужас! Потребовал возместить причиненный ущерб — молоко у него покупает один производитель сыра. Лайам сказал, я ничего платить не должна, поскольку злого умысла не имела. А мне было жутко стыдно, я страшно переживала, хотела хоть как-нибудь поправить дело. Бодикот не простил ни меня… ни Лайама. Чертовски глупо! Зачем мне намеренно вредить ему или козам? — морщась от досады, закончила Салли. — Конечно. Должно быть, он из тех, кто везде видит дурные намерения, — утешила ее Мередит. — Старики часто страдают чрезмерной подозрительностью. Салли презрительно фыркнула и драматически заключила: — Можешь рассказать Алану… или я сама расскажу, объявлю себя мнимой отравительницей! — Она звучно стукнула себя в грудь. — Он и предполагает нечто подобное. Не верит, что ты способна кого-нибудь отравить. — Мередит встала. — Спасибо за чай. Может, позже увидимся. Пойду искать место. Кажется, люди уже заходят.
Многие кресла в зале уже были заняты, оставшиеся места быстро заполнялись. Мередит села в ближайшем ряду, огляделась в поисках Бодикота и не увидела старика. Может, тот уже купил, что хотел, во дворе. В зал влетел Остин, теперь без куртки и желтого шарфа, взобрался на трибуну, пригладил черные волосы, сменив облик евангелиста на политического оратора. — Итак, леди и джентльмены! Переходим к лоту под номером тридцать один. Две гравюры в японском стиле! Тед шагнул вперед, ткнул длинной тонкой указкой в картинки, висевшие на стене справа от трибуны. — Стартовая цена пять фунтов, — с надеждой объявил Остин. Мередит уселась в ожидании, когда дело дойдет до бокалов. Тепло от травяного чая улетучилось, вновь начинался озноб. Ожидание затягивалось, лоты уходили все медленнее. Заболела голова. Она пролистала страницы каталога. Бокалы шли под номером 124, а сейчас только 61. Она оглядела свой ряд, заметила поблизости мужчину в твиде, который торговался, деловито вскидывая карточку. Похоже, выкладывал немалые деньги. Если он пожелает купить бокалы, то определенно перебьет ее ставку. Ждать вдруг не захотелось. Голова раскалывалась, спину ломило… Мередит встала и вышла. На улице стало получше, но она решила идти домой. Пешком минут двадцать, если быстрым шагом. Вскоре сообразила, что ее шатает из стороны в сторону и прохожие поглядывают на нее с недоумением. |
