— Я это учел. Мы заключили сделку с некоторыми оговорками. Я допускаю, что такой срыв у него впервые. Он помешан на здоровье — боится повредить своей будущей спортивной карьере. Но до возвращения родителей мне придется за ним присматривать.

Их неокрепшая, неожиданно возникшая близость чуть было не погибла из-за упрямства Эвелин, которая не хотела, чтобы Айвор отвез ее домой, уверяя, что уже прекрасно себя чувствует. Тогда он клятвенно пообещал, что будет идти за ней пешком до двери ее дома, и Эвелин пришлось сесть в серебристый «ягуар». Томас завел мотор, и они поехали к дому Эвелин.

5

Томас Айвор сосредоточился на неровностях дороги, ведущей к шоссе. Эвелин уютно устроилась на мягком сиденье, надеясь отдохнуть от недавних неприятностей. Однако она явственно ощущала тревожное волнение, охватившее ее от близости соседа. Каждый его глубокий вздох, их случайное соприкосновение, легкое движение его рук, управляющих машиной, вызывало в ней непривычный, томительный жар, и Эвелин хотелось, чтобы дорога стала бесконечно длинной, и эти минуты превратились в долгие часы.

Но дом Эвелин был совсем неподалеку, на другой стороне реки. Они переехали через мост, и Томас Айвор, к ее разочарованию, выполнил просьбу Эвелин в точности — остановил машину у ворот. Посмотрев на часы, он коротко и четко объяснил ей, что и как надо отвечать Брюсу Селдому, посоветовал не злиться, вежливо распрощался и уехал.

Направляясь к дому, Эвелин, как обычно, заглянула в почтовый ящик. Там лежала записка от Брюса:

«Эвелин, я не могу больше ждать. Очень надо поговорить. Позвоните!»

Слово «очень» было подчеркнуто дважды. Эвелин вошла в дом, быстро смыла с себя пыль, переоделась и позвонила Селдому. Он сказал, что не хочет по телефону ничего объяснять, а лучше приедет.

Они сидели за ее маленьким кухонным столиком и пили ароматный кофе. Брюс никак не решался начать разговор.

— Это обычная предосторожность, не более того, — наконец вымолвил он, — но вы должны быть готовы к самому худшему. Мне очень неприятно, но я хочу попросить вас первые дни семестра не появляться в колледже. — Он встал и начал расхаживать по кухне, теребя шелковый галстук (характерный для него жест беспокойства). Они с Эвелин часто не соглашались в спорах, но он знал, что она готова уступить его авторитету и административному положению. — Возможно, в этом и не будет необходимости, к началу занятий страсти утихнут и…

— Возможно? — возмутилась Эвелин. — Вы говорили, что То… мистер Айвор сообщил вам о вечеринке, которую без разрешения устроил его племянник. Я объяснила, почему я оказалась там. Так зачем нужно принимать скоропалительные решения? — Она не стала упоминать ни о звонке Берил, ни о визите в «Вязы».

Брюс нервно взъерошил и без того взлохмаченные волосы.

— Я уже не могу ничего изменить. Мне утром позвонила одна из попечительниц и заявила, что удручена поведением двух девочек из академии, которые раззвонили по всему городу, что в субботу были на «лихой» вечеринке с мальчиками из колледжа.

— Эти девочки, — возразила Эвелин, — действительно были в школьном лагере, и мы отвечаем за них, а вот мальчики сейчас на каникулах — колледж тут ни при чем.

— Это не совсем так, — уточнил Брюс. — Утром звонила одна из наших мамочек — заядлая любительница совать нос в чужие дела — и рассказала, что ее сын, явившись с вечеринки под хмельком, ради шутки позвонил в газету, так что колледж уже попал на заметку. И она поинтересовалась, почему педагог из колледжа участвовал в вечеринке и как он мог допустить выпивку.

— Я не участвовала в вечеринке!

— Я знаю, но, сколько ни объясняй каждому, мы не сумеем представить происшедшее в достойном виде.