— Она двинулась к арке, ведущей в прихожую.
Чарльз последовал за ней.
Она повернулась, подождала, пока он подойдет поближе, и сказала:
— Я рада, что мы встретились, Чарльз. Мне многое стало ясно.
— И я рад, что мы увиделись, Ники. — Он внимательно смотрел на нее, склонив голову, а потом улыбнулся: — Ты, как всегда, прекрасна.
Она кивнула, слова застряли в горле.
— Ты, должно быть, все так же мотаешься по свету, ведешь репортажи о бедствиях и всем таком прочем, — продолжал Чарльз. — Я вижу, что ты еще не замужем. Или, если быть точным, не носишь обручальное кольцо.
— Нет, я не замужем.
— И у тебя нет никого на примете?
— Есть один человек, но он появился совсем недавно.
— Ты любишь его?
— Кажется, люблю. Впрочем, не уверена.
— Ты собираешься выйти за него замуж?
— Он мне не предлагал.
— Дурак, если он этого не сделает. А если предложит? Ты согласишься?
— Не знаю.
— Я вовсе не собирался применять к тебе насилие, ты знаешь, — переменил тему Чарльз. — Однако я не в обиде за то, что ты пожелала приехать на встречу со мной в своей машине.
— Я просто проявила осторожность.
— И независимость — одну из тех черт, за которые я тебя любил.
Ники повернулась в сторону прихожей, но тут Чарльз взял ее за руку, привлек к себе и крепко обнял.
Застигнутая врасплох, Ники не сопротивлялась. Она позволила ему обнять себя, понимая, что ему необходимо сделать это, необходимо быть рядом с ней. Она почувствовала через тонкую ткань рубашки, как колотится его сердце, и у нее, словно молния, мелькнула мысль: «О Господи, он все еще любит меня». Справившись с подкатившим к горлу комком, она нежно оттолкнула его.
— Мне лучше уйти, — мягко произнесла она и, против воли протянув руку, дотронулась до его щеки. — Пожалуйста, не беспокойся, я никогда не предам тебя, Чарльз.
— Я верю тебе, Ники, — сказал он, взяв ее за руку и провожая к входной двери. — Я доверяю тебе… свою жизнь.
Оказавшись одна в своем номере, Ники разревелась.
Она лежала на постели, отчаянно рыдая, и ей казалось, что сердце ее вот-вот разорвется. Она плакала о Чарльзе и его опасной одинокой жизни, которую он избрал для себя; она плакала от жалости к себе, от воспоминаний о некогда пережитом ими вместе и от сознания того, как много им не суждено было вместе пережить.
В конце концов она успокоилась и взяла себя в руки. Она полулежала на подушках, обдумывая случившееся за прошедшие несколько недель. И не без оснований чувствовала угрызения совести оттого, что приписывала Чарльзу самые ужасные прегрешения. Как она могла подумать, что он преступник — торговец оружием или наркотиками. Уж она-то должна была знать, что это невозможно.
Да, он принес в жертву ее, их любовь, их будущее, будущее их детей, которые могли бы у них родиться. Но сделал он это во имя благородного дела. Он совершил это во имя своей страны. Ну конечно же, ей надо было догадаться, что нечто подобное всему причиной, а не какое-то грязное дельце. Ведь семья его матери, знатные Клиффорды Пулленбрукские, служили английской короне с незапамятных времен. Честь, долг и преданность родине воспитывались в Чарльзе с рождения. И он просто-напросто пошел по стопам своих предков.
Часть четвертая
Враги и друзья
Добро, краса и верность жили врозь,
Но это все в тебе одном слилось.
Я клялся: ты правдива и чиста —
И черной ложью осквернил уста.
31
В это отпускное время года парижане разъехались по курортам, и город подвергся нашествию туристов. |