Солнечным воскресным утром Анна и Ники сидели на маленьком диванчике возле одного из окон, выходивших на Итон-сквер. Из него виднелись густые кроны деревьев в парке.

Анна впервые после последнего визита Ники почувствовала себя спокойно — это было видно по ее лицу. Жесткие складки вокруг рта почти исчезли, движения стали свободными. Ощущение угнетенности отступило, и она даже улыбалась.

Испытывая облегчение оттого, что ей удалось утешить Анну, Ники и сама успокоилась, радуясь тому, что приехала в Лондон. Поездка себя оправдала. Было ясно, что раны, которые она неосторожно разбередила, теперь быстро затянутся. И в поведении, и в разговоре Анна все больше становилась сама собой.

Обе женщины всегда находили общий язык, и теперь, после напряженного часового разговора, узы, связывавшие их, стали еще прочнее.

— Ты не представляешь, как для меня важен твой приезд, — сказала Анна, беря Ники за руку. — Ты помогла мне обрести смысл жизни, почву под ногами, помогла собрать себя по кусочкам, и за это я тебе невыразимо признательна, дорогая. Я чересчур поддалась унынию. — Она помолчала, потом недовольно поморщилась и покачала головой. — Кажется, я начала себя жалеть, что не в моих привычках. Терпеть не могу себя жалеть — это признак слабости. Я его и в других не выношу. Спасибо, Ники, ты сотворила чудо.

— Не стоит меня благодарить, Анна, я и сама была рада приехать, — призналась Ники, пожимая ее руку. — Само собой разумеется, я люблю вас и забочусь о вашем благополучии. К тому же, у меня развито чувство ответственности. Уж раз я открыла ящик Пандоры и выпустила оттуда все эти ужасы, мне следовало поправить дело и, по возможности, успокоить вас.

— Что ж, это тебе удалось, я больше не хандрю, а крышка ящика наглухо закрыта. — Анна заглянула Ники в глаза и добавила любящим голосом: — Ты всегда была очень дорога мне, Ники, как родная дочь. Ты принесла мне сегодня огромное облегчение и помогла обрести уверенность в себе и в своих силах. — Губы ее тронула улыбка. — Ты наставила меня на путь истинный, если хочешь.

Ники улыбнулась в ответ.

— Как приятно сознавать это, Анна. В самом деле. Я так переживала за вас вчера, я чувствовала, как вам больно, как вы страдаете. — Немного поколебавшись, Ники медленно произнесла: — Две недели назад в Пулленбруке вы умоляли меня оставить Чарльза в покое. И я это сделала и надеюсь, что вы сможете сделать то же самое.

— Думаю, что смогу. Теперь смогу. Да, я уверена в этом, дорогая.

— Анна, у меня потрясающие новости. Помните Йойо, того молодого китайского студента, которого мы встретили в Пекине? Он смог бежать, объявился в Париже в прошлый четверг, и мы с Кли пригласили его к ужину в пятницу. К счастью, в прекрасном настроении и чудесно выглядит.

— Как я рада, что ему удалось спастись и теперь он в безопасности, — воскликнула Анна. Лицо ее оживилось и озарилось лучезарной улыбкой — впервые за столько дней. — Расскажи мне о нем.

Ники исполнила ее просьбу и уже подходила к концу рассказа о том, как Йойо добрался до Гонконга, и об их праздничном ужине в ресторане гостиницы «Ритц» в обществе господина и госпожи Лун, как вдруг раздался входной звонок.

— Это, должно быть, Филип, — объяснила Анна, поднимаясь и пересекая комнату. Она на секунду задержалась у двери и обернулась. — Я очень удивилась, когда он позвонил мне сегодня в одиннадцать и спросил, нельзя ли ему к нам присоединиться. Обычно он обедает в клубе.