|
На бревне возле костра сидел Ганс Золотые Руки (он мог ходить на руках и даже бегать на них, причем быстрее любого чемпиона мира по бегу), а Труска (Бородатая Женщина, которая могла отращивать бороду, когда пожелает) жарила сосиски на деревянных палочках. Вокруг сидели и лежали еще какие-то люди. — Доброе утро, Эвра Вон, — сказал Ганс Золотые Руки. — Доброе утро, Ганс, — отозвался Эвра. — Кто это с тобой? — спросил Ганс, подозрительно поглядывая на меня. — Это Даррен Шэн, — ответил Эвра. — Тот самый Даррен Шэн? — удивленно спросил Ганс, приподняв брови. — А то кто ж! — ухмыльнулся Эвра. — Как это — «тот самый Даррен Шэн»? — спросил я. — Ты в этих кругах знаменитость, — объяснил Ганс. — Но почему? Потому что я… — я понизил голос, — наполовину вампир? Ганс добродушно засмеялся и сказал: — Полувампирами никого не удивишь. Если бы мне платили по золотой монете за каждого полувампира, которого видел, у меня было бы уже… — он задумчиво поскреб щеку, — двадцать девять золотых монет. Но вот молодых полувампиров не часто встретишь. Я, например, ни разу еще не только не видел, но никогда и не слышал, чтобы мальчик твоего возраста жил среди этих ходячих мертвецов. Скажи-ка лучше: Главные Вампиры тебя еще не допрашивали? — А кто такие Главные Вампиры? — спросил я. — Это… — Ганс! — рявкнула какая-то женщина, стиравшая белье. Он замолчал и виновато огляделся. — Как ты думаешь, Лартену понравятся твои бредни? — сердито сказала она. Ганс поморщился. — Прости, — сказал он. — А все этот свежий воздух. Не привык я к нему. Вечно выбалтываю то, о чем должен молчать. Мне хотелось, чтобы он рассказал мне о Главных Вампирах, но теперь было бы невежливо просить его об этом. Труска перевернула сосиски, сняла несколько с огня и отдала тем, кто собрался у костра. Подойдя ко мне, она улыбнулась и сказала что-то на непонятном иностранном языке. Эвра засмеялся: — Она интересуется, ты ешь мясо или ты вегетарианец. — Вот потеха! — захохотал Ганс. — Вампир-вегетарианец! — Ты знаешь ее язык? — спросил я Эвру. — Да, — гордо ответил он. — Правда, я все еще учусь — это самый трудный из всех языков, какие я когда-либо пытался учить, — но я единственный в нашем цирке, кто понимает то, что она говорит. Мне легко даются языки, — похвастался он. — А что это за язык? — спросил я. — Не знаю, — сказал он, нахмурившись. — Труска мне не говорит. Это показалось мне немного странным, но я решил промолчать, чтобы не обидеть его. Взяв сосиску, я благодарно улыбнулся Труске. Однако когда я попытался откусить кусочек, то чуть не закричал от боли: сосиска была ужасно горячая! Эвра засмеялся и дал мне воды. Я выпил немного, чтобы остудить рот, а потом подул на сосиску. Некоторое время мы сидели с Гансом, Труской и другими работниками цирка — болтали, ели сосиски, грелись под утренним солнышком. Трава была мокрая от росы, но мы не обращали на это внимания. Эвра представил меня всем. Конечно, невозможно было сразу запомнить столько новых имен, поэтому я просто улыбался, пожимал руку и подходил к следующему человеку. Скоро появился мистер Длинноут. Только что его не было, и вот он уже стоит за спиной у Эвры, греет руки над огнем. — А ты рано встал, Даррен Шэн, — заметил мистер Длинноут. — Никак не мог заснуть, — объяснил я. |
