|
Тогда он, весело расхохотавшись, сказал: — Ну, брат, вижу, что тебя не победишь! Веришь ли, всю дорогу, из Петербурга ехавши, я твердил себе: не все мне его кормить! Пообедаю когда-нибудь я и на его счет! Вот те и пообедал! Затем, когда недоразумение между нами кончилось, засели мы за стол, причем я, из предосторожности, завесил себе грудь салфеткою. Подавали: селянку московскую из свежей осетрины — прекрасную; котлеты телячьи паровые — превосходные; жареного поросенка с кашей — отменнейшего. Зная исправность моего желудка, я ел с таким расчетом, чтоб быть сытым на три дня вперед. Наевшись, стали опять беседовать о том, как бы «больного человека» подкузьмить; ибо, хотя К*** и откупщик, но так как многие ученые его гостеприимством во всякое время пользуются, то и он между ними приобрел некоторый в политических делах глазомер. Прикидывали и так и этак. Флотов нет — перед флотами. Денег нет — перед деньгами. Все будет, коли люди будут; вот людей нет — это так. Сидим. Повесили головы. Однако ж, когда выпили несколько здравиц, то постепенно явились и люди. — Как людей нет! кто говорит, что людей нет! да вот его пошлите! его! Гаврилу! да! — кипятился К***, указывая на служившего нам полового. И затем, разгорячаясь по мере каждой выпитой здравицы, он в особенности начал рекомендовать мне некоего N-ского помпадура, Петра Толстолобова, как человека, которому даже и перед Гаврилой предпочтение отдать можно. — Это такой человек! — кричал он, — такой человек! географии не знает, арифметики не знает, а кровь хоть кому угодно пустит! Самородок! — Поди он, чай, и в Стамбул-то доехать не сумеет! — усомнился я. — Не сумеет — это верно! Задумались. Стали прикидывать, сколько у нас самородков в недрах земли скрывается: наук не знают, а кровь пустить могут! — Одна беда — какими способами его в Стамбул водворить! Флотов нет! денег нет! — восклицал К***. — Чудак ты, братец! сам же сейчас говорил, что флотов нет — перед флотами! — Кто говорил, что флотов нет? я, что ли, говорил, что флотов нет? Никогда!! Я говорил… Выпили еще здравицу и послали Палацкому телеграмму в Прагу. Заснули. В 12 ночи проснулись. — Я, — говорит К***, — удивительнейший сон видел! И рассказал мне, что во сне ему представилось, будто бы Толстолобов уж водворен в Стамбуле и пускает «больному человеку» кровь. — И так, братец, он ловко… Но я, будучи уже трезв, ответил на это: — Не всегда сны сбываются, друг мой! Вот ты вчера видел во сне, что в гостях у меня обедаешь, а между тем кто из нас у кого в гостях отобедал? По сему можешь судить и о прочем. Сказавши это, я вышел из трактира, он же остался в трактире, дабы на досуге обдумать истину, скрывавшуюся в словах моих. Имеяй уши слышати — да слышит!» «Как мы везли Ямуцки прынц Иззедин-Музафер-Мирза в Рассею». Писал с натуры прынцов воспитатель Хабибулла Науматуллович, бывший служитель в атель Бельвю (в С.-Питембурхи, на Невским, против киятра. С двух до семи часов обеды по 1 и по 2 р. и по карте. Ужины. Завтраки). Издание Общества покровительства животным. «В пятницу, на масленой, только что успели мы отслужить господам, прибежал в наш атель Ахметка и говорит: — Хабибулла! можешь учить прынца разум? — Я говорю: могу! — Айда, говорит, в Касимов, бери плакат и езжай в Ямудию! Езжал Касимов, бирал плакат — айда в Ямудию! Езжал тамошний сталица. Чудной город, весь из песку. Сичас к прынцу. — Иззедин-Музафер-Мирза! — говорю, — хозяин атель Бельвю — на самым Невским, против киятра, обеды по 1 и по 2 р. |
