Потом.
Он вернется.
Он выслушает. Он дает слово, что поможет тем, кто заплутал меж мирами, обрести покой. Но взамен…
…этот след виднеется темною тропой, и всего-то надо, что идти. Ежи идет. А туман гуще, тяжелее. И вот уже сам он с трудом пробивается.
А туман…
— Прочь, — от голоса Ежи молочные стены, готовые было сомкнуться, погрести его под собственной тяжестью, расступаются. И дышать становится легче. И тропа-то не исчезла, вот она, под ногами, отливает бархатной ночною тьмой.
— С-спасибо…
— Не за что.
Волчий вой заставляет туман вновь ожить. И в нем мечутся, суетятся тени, спеша убраться подальше от тех, кому тоже доступно запретное.
И рука Ежи сама ложится на пояс.
Правда, что-то подсказывает, что от пистолей толку будет немного.
Глава 18. В которой обсуждается важное дело замужества, а еще происходит непредвиденное
Если можно, а тем более нужно, то как-то оно и не хочется.
Анна Иогановна почти приняла судьбоносное решение, когда её покой был потревожен самым наглым образом. Дверь в светлицу распахнулась, впуская Лилечкину няньку, которая тотчас рухнула на колени, взвыв нечеловеческим голосом:
— Скрали! — голос её заставил Анну Иогановну вздрогнуть.
И миниатюра, присланная доброй старой приятельницей по знакомству, выпала да покатилась под стол. А вторую Анна Иогановна рукавом смахнула. С непривычки.
Кто ж знал, что за год мода так поменяется? Рукава-то ныне в Китеже носят не длинные, но широкие, да с кружевною отделкою.
— Кого скрали? — уточнила Анна, предчувствуя, что план её замечательный, почти уже даже в жизнь воплотившийся, — а как иначе-то? — вот-вот пойдет прахом.
— Лилечку скрали!
Анна закрыла глаза, надеясь, что уснула за размышлениями, и теперь ей просто сон снится. Дурной, но что со снов взять-то?
— Девочку нашу… донечку… — нянька не успокаивалась. — Со двора свели, а куда — неведомо…
— Кто свел?
— Н-не знаю.
Анна поднялась и миниатюры убрала в шкатулку, а шкатулку — в сундучок. Так оно надежнее. Муж её, может, в государственных делах и разбирается, а вот в женских — не очень. И не понимает, что хорошего жениха дочери загодя искать надобно.
А то ведь как?
Лилечка подрастет и окажется, что все более-менее достойные уже просватаны. И что тогда? То-то и оно… нет, это дело серьезное, требует и подхода вдумчивого, и времени.
— С чего ты вообще взяла, что кто-то украл Лилечку? — Анна потерла виски.
— Так… нету её.
— Где нету?
— Нигде нету. И сестрицы вашей тоже нету, — нянька не упустила случая пожаловаться.
На сестрицу Анне Иогановне было, говоря по правде, плевать. Даже больше. Присутствие той несказанно раздражало, ибо была Светлолика мало того, что хороша собой, так еще и молода.
И молодость её ранила несказанно.
— В доме искали?
— Искали.
— А во дворе?
— Искали, — нянька согнулась еще ниже.
Анна Иогановна поморщилась. Вот ведь… поневоле начинаешь думать, что в прежние-то времена оно проще было. Лилечка болела, из комнаты не выходила, а как выздоравливать стала…
…о болезни-то знают. И знание это несказанно затрудняет великое дело сватовства, ибо даже опытная сваха, званная давече на чай с пирогами, долго мялась, вздыхала, но признала, что к особо родовитым соваться не след. Не примут. Даже если девочка вдруг поздоровела, то как знать, надолго ли?
Да и сумеет ли она еще детишек родить. |