Плыву по реке, стыдно, конечно, глаза девать некуда. Ну сослепу и
въехала в сети. Ташшат. Опять, думаю, врать придется. А он что делает?
Он меня хватает поперек зубов, так что рот не открыть. Ну, думаю, конец,
сварят. Ан нет. Защемляет он мне чем-то плавник и бросает обратно в
реку. Во! -- Щука высунулась из бадьи и выставила плавник, схваченный у
основания металлическим зажимом. На зажиме я прочитал: "Запущен сей
экземпляр в Солове-реке 1854 год. Доставить в Е. И. В. Академию наук,
СПб". -- Старухе не говори, -- предупредила щука. -- С плавником
оторвет. Жадная она, скупая.
"Что бы у нее спросить?" -- лихорадочно думал я.
-- Как вы делаете ваши чудеса?
-- Какие такие чудеса?
-- Ну... Исполнение желаний...
-- Ах, это? Как делаю... Обучена сызмальства, вот и делаю. Откуда я
знаю, как я делаю... Золотая Рыбка вот еще лучше делала, а все одно
померла. От судьбы не уйдешь.
Мне показалось, что щука вздохнула.
-- От старости? -- спросил я.
-- Какое там от старости! Молодая была, крепкая... Бросили в нее,
служивый, глубинную бомбу. И ее вверх брюхом пустили, и корабль какой-то
подводный рядом случился, тоже потонул. Она бы и откупилась, да ведь не
спросили ее, увидели и сразу бомбой... Вот ведь как оно бывает. -- Она
помолчала. -- Так отпускаешь меня или как? Душно что-то, гроза будет...
-- Конечно, конечно, -- сказал я, встрепенувшись. -- Вас как --
бросить или в бадье?..
-- Бросай, служивый, бросай.
Я осторожно запустил руки в бадью и извлек щуку -- было в ней
килограммов восемь. Щука бормотала: "Ну, а ежели там скатерть-самобранку
или, допустим, ковер-самолет, то я здесь буду... За мной не пропадет..."
-- "До свидания", -- сказал я и разжал руки. Раздался шумный плеск.
Некоторое время я стоял, глядя на свои ладони, испачканные зеленью.
У меня было какое-то странное ощущение. Временами, как порыв ветра,
налетало сознание, что я сижу в комнате на диване, но стоило тряхнуть
головой, и я снова оказывался у колодца. Потом это прошло. Я умылся
отличной ледяной водой, залил радиатор и побрился. Старуха все не
показывалась. Хотелось есть, и надо было идти в город к почтамту, где
меня уже, может быть, ждали ребята. Я запер машину и вышел за ворота.
Я неторопливо шел по улице Лукоморье, засунув руки в карманы серой
гэдээровской курточки и глядя себе под ноги. В заднем кармане моих
любимых джинсов, исполосованных "молниями", брякали старухины медяки. Я
размышлял. Тощие брошюрки общества "Знание" приучили меня к мысли, что
разговаривать животные не способны. Сказки с детства убеждали в
обратном. Согласен я был, конечно, с брошюрками, потому что никогда в
жизни не видел говорящих животных. Даже попугаев. Я знавал одного
попугая, который мог рычать, как тигр, но по-человечески он не умел. |