Изменить размер шрифта - +

Плыву по реке,  стыдно,  конечно,  глаза девать  некуда.  Ну  сослепу  и
въехала в сети.  Ташшат.  Опять, думаю, врать придется. А он что делает?
Он меня хватает поперек зубов, так что рот не открыть. Ну, думаю, конец,
сварят.  Ан  нет.  Защемляет  он  мне чем-то плавник и бросает обратно в
реку.  Во! -- Щука высунулась из бадьи и выставила плавник, схваченный у
основания  металлическим  зажимом.  На  зажиме я прочитал:  "Запущен сей
экземпляр в Солове-реке 1854 год.  Доставить в Е.  И.  В. Академию наук,
СПб".  --  Старухе  не  говори,  --  предупредила  щука.  -- С плавником
оторвет. Жадная она, скупая.
     "Что бы у нее спросить?" -- лихорадочно думал я.
     -- Как вы делаете ваши чудеса?
     -- Какие такие чудеса?
     -- Ну... Исполнение желаний...
     -- Ах, это? Как делаю... Обучена сызмальства, вот и делаю. Откуда я
знаю,  как я делаю...  Золотая Рыбка вот еще лучше делала,  а  все  одно
померла. От судьбы не уйдешь.
     Мне показалось, что щука вздохнула.
     -- От старости? -- спросил я.
     -- Какое там от старости!  Молодая была,  крепкая... Бросили в нее,
служивый, глубинную бомбу. И ее вверх брюхом пустили, и корабль какой-то
подводный рядом случился,  тоже потонул. Она бы и откупилась, да ведь не
спросили ее,  увидели и сразу бомбой...  Вот ведь как оно бывает. -- Она
помолчала. -- Так отпускаешь меня или как? Душно что-то, гроза будет...
     -- Конечно,  конечно,  -- сказал я,  встрепенувшись.  -- Вас как --
бросить или в бадье?..
     -- Бросай, служивый, бросай.
     Я осторожно  запустил  руки  в  бадью  и  извлек щуку -- было в ней
килограммов восемь. Щука бормотала: "Ну, а ежели там скатерть-самобранку
или, допустим, ковер-самолет, то я здесь буду... За мной не пропадет..."
-- "До свидания", -- сказал я и разжал руки. Раздался шумный плеск.
     Некоторое время я стоял, глядя на свои ладони, испачканные зеленью.
У меня было какое-то странное  ощущение.  Временами,  как  порыв  ветра,
налетало  сознание,  что я сижу в комнате на диване,  но стоило тряхнуть
головой,  и я снова оказывался у колодца.  Потом это  прошло.  Я  умылся
отличной  ледяной  водой,  залил  радиатор  и  побрился.  Старуха все не
показывалась.  Хотелось есть,  и надо было идти в город к почтамту,  где
меня уже, может быть, ждали ребята. Я запер машину и вышел за ворота.
     Я неторопливо шел по улице Лукоморье,  засунув руки в карманы серой
гэдээровской курточки и глядя себе  под  ноги.  В  заднем  кармане  моих
любимых джинсов,  исполосованных "молниями", брякали старухины медяки. Я
размышлял.  Тощие брошюрки общества "Знание" приучили меня к мысли,  что
разговаривать   животные  не  способны.  Сказки  с  детства  убеждали  в
обратном.  Согласен я был,  конечно,  с брошюрками, потому что никогда в
жизни  не  видел  говорящих  животных.  Даже  попугаев.  Я знавал одного
попугая,  который мог рычать,  как тигр, но по-человечески он не умел.
Быстрый переход