Впрочем, кое-какие идеи уже приходили мне в голову, и
воображение мое было возбуждено.
Все, чему мне случилось быть здесь свидетелем, не было мне
совершенно незнакомым, о подобных случаях я где-то что-то читал и теперь
вспомнил, что поведение людей, попадавших в аналогичные обстоятельства,
всегда представлялось мне необычайно, раздражающе нелепым. Вместо того
чтобы полностью использовать увлекательные перспективы, открывшиеся для
них счастливым случаем, они пугались, старались вернуться в обыденное.
Какой-то герой даже заклинал читателей держаться подальше от завесы,
отделяющей наш мир от неведомого, пугая духовными и физическими
увечьями. Я еще не знал, как развернутся события, но уже был готов с
энтузиазмом окунуться в них.
Бродя по комнате в поисках ковша или кружки, я продолжал
рассуждать. Эти пугливые люди, думал я, похожи на некоторых
ученых-экспериментаторов, очень упорных, очень трудолюбивых, но начисто
лишенных воображения и поэтому очень осторожных. Получив нетривиальный
результат, они шарахаются от него, поспешно объясняют его нечистотой
эксперимента и фактически уходят от нового, потому что слишком сжились
со старым, уютно уложенным в пределы авторитетной теории. Я уже
обдумывал кое-какие эксперименты с книгой-перевертышем (она по-прежнему
лежала на подоконнике и была теперь "Последним изгнанником" Олдриджа), с
говорящим зеркалом и с цыканьем. У меня было несколько вопросов к коту
Василию, да и русалка, живущая на дубе, представляла определенный
интерес, хотя временами мне казалось, что она-то мне все-таки
приснилась. Я ничего не имею против русалок, но не представляю себе, как
они могут лазить по деревьям... хотя, с другой стороны, чешуя?..
Ковшик я нашел на кадушке под телефоном, но воды в кадушке не
оказалось, и я направился к колодцу. Солнце поднялось уже довольно
высоко. Где-то гудели машины, послышался милицейский свисток, в небе с
солидным гулом проплыл вертолет. Я подошел к колодцу и, с
удовлетворением обнаружив на цепи мятую жестяную бадью, стал
раскручивать ворот. Бадья, постукивая о стены, пошла в черную глубину,
раздался плеск, цепь натянулась. Я крутил ворот и смотрел на свой
"Москвич". У машины был усталый, запыленный вид, ветровое стекло было
заляпано разбившейся о него вдребезги мошкарой. "Надо будет воды долить
в радиатор, -- подумал я. -- И вообще..."
Бадья показалась мне очень тяжелой. Когда я поставил ее на сруб, из
воды высунулась огромная щучья голова, зеленая и вся какая-то замшелая.
Я отскочил.
-- Опять на рынок поволочешь? -- сильно окая, сказала щука. Я
ошарашенно молчал. |