Теперь они с Анной стояли друг напротив друга, соприкасаясь грудью и бедрами.
– Мне нравится твой новый характер, – улыбнулся Патрик.
– А я не желаю нравиться тебе!
– Нет? – Улыбка Патрика стала еще шире. – И все же, – продолжил он почти шепотом, – мне кажется, что ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя. В отместку.
– Нет!
Но было уже поздно – Патрик наклонился и прижался к ее губам, сминая их и раздвигая, пробуждая к жизни все глубоко спрятанные в душе женщины чувства.
Все еще удерживая ее руки, Патрик потерся грудью и бедрами о тело жены. Анна протестующе застонала, но он опять повторил волнующее движение. А затем еще раз. И еще. Пока Анна наконец не сдалась и не ответила на поцелуй со всей страстью.
После этого Патрик отпустил ее руки, Анна выронила секатор и обняла мужа за шею, притягивая его к себе, потому что ноги отказывались слушаться и она нуждалась в поддержке. Анна чувствовала, как горячая ладонь мужа переместилась с ее талии вверх и легонько стиснула грудь. Постепенно ласки становились все смелее, руки Патрика скользили по всему телу Анны, пока он наконец не подхватил ее на руки.
Уложив Анну на кровать, Патрик снова стал целовать ее, незаметно освобождая от одежды. Сам он сбросил брюки и рубашку за считанные секунды. А затем Анна погрузилась взором в глубину потемневших глаз мужа, медленно вошедшего в нее. Наслаждение, пронзившее обоих, было настолько сильным, что Патрик зажмурился, а у Анны выступили на глазах слезы. – Прекрати ненавидеть меня, Рикки, – шепнула она.
Патрик прильнул к губам жены и больше не стал сдерживаться, двигаясь внутри нее, пока оба они не начали растворяться в золотистой лаве всепоглощающего удовольствия, сплавившего их в единое целое,
Придя в себя, как ей показалось, через несколько часов, а на самом деле, наверное, через пять минут, Анна не обнаружила рядом Патрика. Он ушел.
Покинул ли он ее с ненавистью в сердце? Или продолжая презирать себя? Анна не знала.
9
С этого дня так и пошло. Сбылись худшие опасения Анны. Она попала в западню. Ее подвело собственное тело, которое наполнялось трепетом от малейшего прикосновения человека, снова пробудившего ее к жизни. Какое наслаждение доставлял он Анне! Каждую ночь, с нетерпением и даже жадностью… Но просыпаясь, она никогда не находила его рядом. И это тоже было ловушкой. Анна оказалась загнанной в темный тесный угол самоуничижения и беспомощности, потому что у нее не было возможности изменить существующее положение вещей, изначально заданное мужем, где она играла роль любящей жены, а он словно брал реванш за прошлое.
Анна уступила непоколебимой решимости Патрика стать истинным хозяином в собственном доме. Он заставил ее спать с ним, есть в столовой и быть вежливой с Максом, который дразнил невестку, постоянно подшучивая и отпуская двусмысленности. Анна не осмеливалась платить Максу тем же, потому что боялась навлечь на себя гнев мужа.
Тедди невольно способствовал заточению Анны на вилле, потому что ему нравилось здесь, и – что было хуже всего – он обожал деда. Патрик избегал общения с малышом, поэтому они встречались лишь в очень редких случаях. В такие моменты Патрик был подчеркнуто внимателен и вежлив, а Тедди, чувствуя фальшь, настораживался.
Кроме того, существовал еще один, болезненный для Анны аспект отношений с мужем – дважды в неделю Патрик уезжал в Дублин и возвращался лишь поздно ночью. В эти ночи он не прикасался к жене. И это тоже было своеобразной западней, потому что Анна жаждала его объятий. Ей хотелось, чтобы вернувшись от любовницы, муж все еще желал близости с ней, хотел утонуть в ее поцелуях, ласках, в ее теле… В ее любви.
Анна не знала, сколько еще сможет выдерживать все это, но не осмеливалась поговорить с Патриком о Деборе, потому что над ней тяготел навет Макса о ее собственном любовнике. |