Уронив газету на колени, Марго устремила взгляд на жениха.

— Значит, на этом точка?

— Ну да.

— Их это вполне удовлетворило? Я хотела сказать — они не сомневаются, что это было самоубийство?

— Ну, очевидно.

— Ты уверен, что больше никаких дознаний не будет?

— Думаю, не будет. А с какой стати их устраивать?

Вместо ответа Марго сообщила:

— Милый, я тебе не говорила, но я чуть не умерла, когда вчера вечером сюда заявился тот мужчина.

— Кто, этот парень, инспектор? А что? Ведь он сказал, что это обычная процедура. Они обязаны опросить всех, кто там был.

— Знаю. Но я испугалась, что он заставит меня сегодня давать показания.

— Да, но твои показания не дали бы ничего нового — всё уже рассказали остальные свидетели.

— Неужели всё?

— Ты о чем, милая?

— Милый, если я не откроюсь кому-нибудь, я просто лопну. Ты можешь хранить тайны?

— Надеюсь.

— Да, я знаю, ты падежный. Слушай — Ина на самом деле не совершала самоубийства.

— Что?

— Понимаешь, я это точно знаю.

— Откуда?

— Можешь поклясться, что не скажешь ни словечка ни единой душе?

— Клянусь!

— Слушай — Фил Чалмерс пытался ее убить!

— Что?!!

— Я случайно узнала.

— Как? Почему?

— Потому что она собиралась стукнуть королевскому адвокату насчет Рональда с Агатой и потому что она устроила Дэвиду сущий ад.

— Но ты-то, милая, ты-то откуда все это знаешь?

— Милый, сейчас все расскажу. Помнишь, я пошла тебя искать — как раз перед тем, как Чалмерс уехал? Так вот, я пошла на крышу.

— Да?

— Милый, но ты обещаешь молчать об этом?

— Конечно!

— Значит, так, я стою в дверях и окликаю тебя. Сперва мне показалось, что там никого нет. А потом слышу, кто-то зовет "Марго!" таким сдавленным голосом. Я смотрю по сторонам — никого. И вдруг вижу Ину. Сначало-то я не узнала ее, но это была Ина. И знаешь, дорогой, где она была?

— Не могу себе представить!

— Дорогой! Она висела на веревке! Правда! На веревке!

— Что? — недоверчиво переспросил Майк. — Девочка моя, если бы она висела на веревке, то не смогла бы говорить!

— Но она висела не за шею! Она уцепилась руками за веревку над головой и подтянулась, чтобы ослабить петлю. Она болталась на этой самой веревке дорогой, это, наверное, звучит ужасно. Но она правда болталась — качаясь, как мартышка на лиане.

— О господи!

— Я, конечно, бросилась к ней, но она крикнула мне, таким же придушенным голосом, принести кресло. Я оглянулась, вижу — кресло валяется у самой двери, взяла его и поставила ей под ноги, и она на него встала.

— Да разрази меня господь!

— Вот почему я чуть не умерла, когда приходил тот мужчина. Я думала, кто-нибудь вспомнит, что она сумела подтянуться на стропило в гостиной, и сообразит, что она могла точно так же подтянуться и по веревке. Но к счастью, никто об этом не вспомнил.

— О господи. Ну, и что же произошло?

— Значит, стоит она на кресле, все еще с петлей на шее, и дышит, дышит тяжело. Отдышалась — и как понесла!

— Понесла?

— Дорогой мой, она была прямо черная. В смысле, от злости. Наверное, и перепугалась тоже, но злости было явно больше. Какие вещи она обещала устроить! Оказывается, мы все виноваты — Рональд, Дэвид, Агата, Силия, это не считая Фила.