— Не говорят же своей возлюбленной: «Спасибо, ты была очень любезна». Нет. С возлюбленной так не говорят.
Тут Натан выпрямился и жестом показал Марселле, чтобы она замолчала:
— Марселла, вы заблуждаетесь!
— Чего?
— Вы забываете, что ваш… ваш… погодите, как его звали?
— Гумчагул, — выдохнула она, утирая слезы.
— Этот ваш Гумчагул плохо говорит по-французски! То, что он вам написал, наверняка объясняется просто неверным переводом. Я уверен, что по-афгански он не…
— Нет такого языка, афганского, он говорил на пушту, — поправила Марселла, доказав Тому, что в этом вопросе она уже разобралась неплохо.
Но Натан невозмутимо продолжал:
— В пушту слова могут иметь другой смысл, Марселла. Может быть, на пушту это трогательно: «спасибо» и «любезна». Да наверняка! Самые прекрасные слова в языке. Уж про «ангела»-то я просто уверен.
Марселла застыла в задумчивости, ее обрадовала эта идея. Теперь она страдала меньше. В глазах у нее вспыхнул огонек.
— Зайдите, выпьем по стаканчику, — велела она.
Том попытался протестовать, но Натан оборвал его на полуслове:
— С удовольствием, Марселла.
И они вошли в ее комнатку, заставленную всякими безделушками.
— Устраивайтесь, где вам удобно! — воскликнула она, указывая на единственный в комнате двухместный диванчик.
Она вытащила из буфета липкую бутылку:
— Ликер будете? Впрочем, больше у меня все равно ничего нет. Это вишневый аперитив.
Не дожидаясь ответа, она наполнила стаканы, протянула им и уселась напротив, на табурет, который, как фокусник, вытянула из-под стола.
— Давайте, будем здоровы!
— Будем!
— За что пьем?
— За то, чтоб как в песенке, Марселла.
— В какой песенке?
— «Пятнадцать человек на сундук мертвеца…»
Тому показалось, что Натан перешел уже все границы дозволенного, но, к его удивлению, Марселла не обиделась, а, наоборот, весело расхохоталась:
— Ну, вы преувеличиваете, господин Натан. Пятнадцать афганцев в моей постели! Какой вы смешной! — И, прикрыв глаза, потягивала свой ликер, раскачиваясь на трехногом табурете.
Натан, воспользовавшись случаем, ткнул Тома локтем и глазами показал другу: на полочке, куда Марселла складывала свою немногочисленную почту, лежал желтый конверт.
Несколько стаканов спустя они вышли из жилища консьержки без сил.
Натан предложил продолжить расследование, пройдя по этажам: нескольких жильцов он знал в лицо, в том числе одну милейшую и довольно веселую старую деву, как там ее, мадемуазель…
— Мадемуазель Бовер на каком этаже? — спросили, постучавшись к консьержке, трое малоприятных мужчин.
— На третьем, — ответила Марселла.
— Она дома?
— Да.
Марселла закрыла дверь, а мужчины направились вверх по лестнице.
Глядя им вслед, Натан шепнул на ухо Тому:
— Н-да, дело пахнет керосином…
— С чего ты взял?
— А я знаю главного в этой троице: судебный исполнитель, которого наш клуб вызывает, когда надо собирать долги. Уж не знаю, что там сделала эта бедная мадемуазель Бовер…
— Не драматизируй. Может, он просто пришел доставить письмо в собственные руки.
— Только не втроем. Это больше похоже на выселение или опись имущества.
И они побыстрей выскользнули из подъезда, как будто оставаться в доме, где вот-вот разыграется трагедия, было опасно. |