Опасаясь последнего, я прошел мимо, останавливаясь лишь для того, чтобы запустить руку в прекрасную гриву лошади, а затем вышел на палубу.
Солнце уже наполовину встало над восточным горизонтом. Там раньше виднелась земля, подумал я. Солнце казалось огромным, более впечатляющим, чем я когда-либо видел. Его блестящие лучи касались бегущих волн, заставляя капли сиять кристальным блеском. Воздух был живым и свежим, а под ним танцевало глубокое синее море. Я потратил долгое время на наблюдения за этой картиной, прежде, чем солнце поднялось над горизонтом и магия воздуха исчезла.
Я думал о том, что ждет нас впереди. По крайней мере, теперь я знал, куда Перро вел нас:
Глубоководье, Северная Драгоценность, самый большой город Побережья Мечей. Врата Бальдура были впечатляющими — Глубоководье было удивительно. И свободно от демонов.
Несмотря на раннее время, каждый член команды уже находился на палубе. Некоторые передвигались, закрепляя веревку или перебрасываясь сообщениями, другие — стояли на коленях, толкая по палубе тяжелую кисть из конского волоса, чтобы привести её в порядок.
По узкой лестнице я поднялся на корму. Несколько матросов стояли у руля, прокладывая курс. Я прокрался мимо них, чтобы отыскать Перро, который тяжело опирался на перила, обратив лицо на запад.
— Сэр, — сказал я, подходя. — Прошу прощения, что накричал на тебя прошлой ночью.
Он не ответил. Стоя рядом с ним, я мог расслышать, как он напевает себе под нос. Я знал, что лучше не прерывать друга и решил, что лучше найти его позже. Ускользнув, я снова спустился на главную палубу.
Там отдавал приказы капитан Смайт.
— Поднимите парус на грот-мачте! — крикнул он.
Самые легкие и расторопные члены экипажа мелькали на фоне такелажа над его головой. Они скользили вдоль перекладин, чтобы развернуть паруса.
Ветер дул нам в спину, и как только мужчины отпустили веревки, воздух наполнил огромные белые паруса.
Надо всей этой деятельностью в большом деревянном ведре сидела девушка примерно моего возраста. У неё были длинные, пшеничного цвета, волосы, которые развевались вокруг её головы.
Вокруг девочки кружили белые и серые чайки, и всякий раз, когда она протягивала руку, одна из птиц садилась на неё. Девочка давала птице небольшой кусочек хлеба, и чайка улетала. Время от времени она оборачивалась на корму, к капитану, и что-то кричала. Она говорила на общем, но я не мог разобрать её слов из-за ветра и хлопанья парусов.
Какое-то время я наблюдал за девочкой, заинтересовавшись чайками. Я пытался следить за ними, и до сих пор был совершенно убежден: ни одна чайка не приземлялась на руку девчонки дважды.
Наблюдение за кормежкой чаек заставило мой живот зарычать от голода, и потому я направился к узкой лестнице, чтобы найти Перро.
Но прежде, чем я даже поднялся на корму, какой-то матрос окликнул меня. Он наклонил голову, показывая на переднюю палубу, где стоял Перро.
— Твой друг сказал дать тебе это, как только проснешься, — матрос передал мне ткань, обернутую вокруг куска хлеба и небольшого кусочка сыра.
Я расположился у перил, в небольшом пятнышке тени. Хлеб был слегка заплесневелый, а сыр — слишком твердый, но после целого дня без еды этого было достаточно, чтобы успокоить урчащий живот. Я съел свой завтрак, а затем лег на палубу и закрыл глаза.
Я слушал капитана, отдающего приказы, и крики чаек, и плеск океанских волн, бьющихся о корпус корабля. Звуки гармонично перемешивались между собой, становясь единым идеальным ритмом моря.
Прошедший день был жутким, однако, сегодня все могло наладиться. Рана Перро заживала. Эсбил окажется далеко.
Но в глубине сознания меня мучали вопросы. Что делать, если Перро станет хуже? Что делать, если Эсбил найдет нас на корабле? Темные мысли кружили в моей голове, но я даже не пытался сосредоточиться их. |