Максим Есаулов. Попытка к бегству
Уголовному розыску посвящается
—Давно не видел Сашку из соседнего отдела. —Он ушел в лучший мир. —Умер? —Нет. Уволился. — Кто? — Болт в пальто! Убери свет! Белые ночи на дворе! Пронзительный желтый луч неприятно колет глаза. Полумрак подворотни расплывается одним слепящим пятном. — Белые-то белые, а хрен его знает… Лицо у сержанта одутловатое и недовольное. На лбу каплями выступает пот. Рубашка расстегнута почти наполовину. — Восемьдесят седьмое. Дежурный оперуполномоченный. Где все? — Дальше, во дворе. Душно. Обещанный дождь так и не пошел. От остывающего асфальта пахнет помойкой. Темная фигура без лица. Огонек сигареты. — Ледогоров! Здорово! Дежуришь? — Привет. Нет. Просто люблю гулять здесь в полвторого ночи. Так и есть. Засыпанный доверху мусорный бак извергает ароматы почти посреди двора. Слабо светится несколько окон первого этажа. Кто-то лениво бродит с фонариком в полумраке у противоположной стены. — Пива хочешь? Холодное. — Я в завязке. — Минералки нет? — Еще молока спроси… Эхо шагов мечется в пространстве. Интересно, кто это был. Наверное кто-то из участковых. — Саня! Ты, что ли? — Да вроде я. Вадик Дударев с «убойного» легко узнаваем по крупной фигуре и звонкому, почти мальчишескому голосу. «Интересно, каково ему с его комплекцией в такую духоту». Воздух неподвижный, плотный и вязкий как вата. Все тело липкое, словно вареньем облитое. Даже ноги в кроссовках хлюпают. — Включайся. Ваше дело будет. — У меня включатель сломался. Почему наше-то? — «Хулиганку» возбуждают. Прокуратура уже уехала. Вон — Петрович оформляет. Грузный, осклабившийся серебряной решеткой радиатора «мерседес» темной грудой застыл в дальнем углу двора. Маленький, полный следователь Павленко торопливо пишет протокол в свете одного из окон первого этажа. Несмотря на жару он в неизменной твидовой кепке, из-под которой водопадом струится по лицу густой блестящий пот. На ящике у стены дремлет дежурный эксперт Зудов. Двое постовых с интересом изучают содержимое огромного багажника. Пахнет кожей, бензином, дорогим ароматизатором и перегаром. Дышать трудно. В ноздри забивается едкий знакомый запах. — Стреляли? — Нет бомбили! — Дударев усмехается. Этого не видно, но это чувствуется. — Ты что, не в курсах? — Откуда? Мне справки по факсу в кабинет не присылают. — Я же не знаю! Тогда — слушай! В полумраке хрустит срываемая с сигаретной пачки пленка. — Курить будешь? — У меня свои. Рассказывай. — Момент! Огонек зажигалки на секунду освещает небритое Дударевское лицо, также покрытое крупными каплями пота. — Дай папиросочку! У тебя брюки в полосочку! — вскидывается с ящика эксперт. Он явно «навеселе». — Мы не в затяг! От духоты кружится голова и, возможно, темнеет в глазах, что крайне трудно определить ночью. Даже белой. — Ну!? — Потерпевший — Галустян Рафаэль Михайлович, шестьдесят восьмого года выпуска, из Тбилиси. Обнаружен нарядом ОВО, прибывшим по заявке о выстрелах во дворе дома 44 по улице Некрасова. Он сейчас… Павленко отрывается от своих бумаг и, распрямившись, стучит в окно первого этажа. — Я заканчиваю. Понятые! Будьте готовы расписаться! Небо потихоньку начинает светлеть. |
