– Войдите! – крикнул голос за дверью.

Они вошли в просторную залу, освещенную двумя большими окнами. В камине, еще более высоком, чем в том доме, где Матье прожил несколько дней, ярко горели отборные поленья. Спиной к огню, облокотившись на стол, заваленный кипами бумаг, сидели двое мужчин. Еще один человек стоял справа от стола, опершись на спинку кресла. Матье одним взглядом охватил всю картину, а стражник подтолкнул его к столу, перед которым стоял небольшой табурет на трех ножках. Двое сидевших за столом были в красных мантиях с горностаевым воротником. А тот, что стоял, был в черной мантии, отороченной белым. Старший из двух судей – белый парик на нем блестел точно серебряный – велел Матье сесть. И спросил, действительно ли он – Гийон Матье, возница родом из Эгльпьера; потом, заглянув в бумаги, продолжал:

– Гийон, в Конте идет война. Край наш переживает тяжкие испытания. И ему нужен каждый из его сынов. Вы обвиняетесь в том, что пренебрегли своим долгом. Вас назначили исполнять обязанности могильщика в чумные бараки, а вы покинули свой пост, намереваясь бежать. Более того, вы пытались соблазнить девицу Брено, Антуанетту, обмывавшую покойников, с целью увести ее с собой в Савойю, куда вы рассчитывали пробраться.

– Но…

– Молчать, Гийон. Вы будете говорить, когда я дам вам слово.

Голос старика гремел раскатами и точно в пропасти отдавался от голых стен. Наступила тишина, и прежним размеренным тоном судья продолжал:

– Ваша первая попытка оказалась неудачной, тогда вы решили попробовать еще раз. И уже не пешком, а выкрав повозку, в которой возили трупы и куда вы спрятали продовольствие. Мы проверили: провизия все еще лежит в ящике, под сиденьем кучера. Когда упомянутая Брено пригрозила, что донесет на вас, вы попытались задушить ее, но она схватила ваш кнут и спаслась бегством. Только боязнь ареста, если вы уедете без нее, помешала вам привести ваш план в исполнение.

Судья сделал паузу и, заметив, что Матье, сидевший на табурете, зашевелился, поднял руку, требуя тишины.

– Обращаю ваше внимание, – продолжал он, – на тот факт, что по закону подобная измена карается смертной казнью, а кража продовольствия отягощает дело. Теперь, Гийон, можете говорить.

Матье точно обухом по голове ударили. Он понял лишь, что ему угрожают смертью и даже чем-то еще худшим, – это казалось ему просто невероятным. Судорожно глотнув слюну, вдруг заполнившую рот, он еле слышно произнес:

– Неправда это… Она наврала…

– Поосторожней, Гийон, вы обвиняете свидетельницу во лжи. Это может только ухудшить дело… А если вы утверждаете, что Брено лжет, вам придется доказать это.

Матье попытался взять себя в руки и минутку поразмыслить. Внезапно ему вспомнились слова товарища по камере, и он сказал:

– Я прошу адвоката.

Судьи с улыбкой взглянули друг на друга и повернулись к человеку в черном, который стоял возле кресла. Человек в черном кивнул, и судья сказал:

– Я думаю, что мэтр Дюпрель возьмет на себя трудную миссию вас защищать.

– Я согласен, – произнес человек в черном; важный его голос шел, казалось, из самой глубины груди.

Он был высокий, пузатый, с тяжелым лицом и низким лбом над маленькими черными глазками.

– Хотели бы вы побеседовать с вашим клиентом? – спросил судья.

– Мне представляется это совершенно необходимым, господин судья, – ответил адвокат. – Я совсем не знаком с делом.

Судья протянул ему несколько листков бумаги, которые он назвал «обвинительным актом».