Судья протянул ему несколько листков бумаги, которые он назвал «обвинительным актом».

– Пойдемте, Гийон, – сказал адвокат.

Матье зашагал за ним. Стражник проводил их по коридору до небольшой комнаты, обитой свежими деревянными панелями и освещенной узким зарешеченным окном, откуда свет падал на светлый буковый стол. Стражник вышел, заперев дверь на ключ. Лишь только они остались одни, адвокат усадил Матье на табурет и сам устроился тоже на табурете, прямо напротив него. Положив бумаги на разделявший их стол, адвокат облокотился на него, скрестил пухлые пальцы и, пристально глядя прямо в глаза Матье, спросил:

– В Эгльпьере у вас было свое дело?

– Нет… Я служил у господина Кулона, его убили французы во время осады Доля.

– Значит, у вас своей упряжки нет?

– Нет.

– Но немного денег у вас, надо думать, где-нибудь припасено?

– Нет. А откуда у меня им быть, деньгам? Дома, и того у меня больше нет.

– А кто-нибудь сможет оплатить расходы по вашей защите?

– Расходы? – переспросил Матье.

– Да, расходы по делу и мой гонорар.

– Но я не знаю никого, кто бы…

Матье не успел закончить фразу. Толстяк тотчас поднялся и объявил:

– В таком случае, мой мальчик, вам надо поискать другого адвоката… Но я сильно сомневаюсь, чтобы это удалось вам в Салене, да еще в такие времена.

Он постучал в дверь, которую стражник тут же отпер, и сказал:

– Стражник, можете препроводить заключенного к судьям, которые ведут расследование. И верните им дело.

Матье попытался что-то сказать, но слова сплелись в комок в его перехваченном судорогой горле. Подталкиваемый стражником, он вернулся в залу, где сидели в ожидании судьи.

– Не повезло. Никакой надежды, Гийон, – не без издевки сказал старший из них. – Я знаю мэтра Дюпреля: если он отказывается защищать вас, значит, ваше дело и вправду безнадежно. Адвокаты – в точности как судьи. Они не теряют времени даром…. А теперь назовите, пожалуйста, свидетелей.

– Свидетелей?

– Да, людей, которые могли бы поручиться, что вы – честный малый. Что вы не пытались бежать. Что Брено солгала.

Перед Матье всплыли глаза отца Буасси, и возница не мог сдержать грустной улыбки.

– Улыбаетесь, Гийон. Видимо, перебираете в уме свидетелей… Ставлю вас в известность, что мы уже решили выслушать Макло, Эрсилию, мэтра Гривеля и стражника Вадо – тех, кто был с вами в бараках.

Матье снова подумал о священнике, и вдруг словно солнечный луч осветил его и он услышал:

«Ты славный малый… Славный малый, – совсем такой, как мой сын».

Голос старого солевара звучал в ушах Матье. И, ухватившись за это воспоминание, возница проговорил:

– Ага, конечно… Есть же солевар… Старик солевар. Он все скажет.

Судьи удивленно переглянулись. И председатель записал имя, которое назвал Матье.

32

Лишь только Матье вошел в камеру, Мальбок протянул ему краюху пропахшего плесенью хлеба.

– Держите, – сказал он. – Это все, чем нас кормят. А кувшин с водой – вон там, в углу.

– Мне совсем не хочется есть, – сказал Матье.

Мальбок принялся успокаивать его. Голос у него был добрый, и говорил он красиво, только Матье не все понимал. Когда Мальбок узнал об истории с адвокатом, его затрясло от безудержной ярости. Гневно жестикулируя, он принялся расхаживать взад и вперед по камере.

– Негодяй! – кричал он.