— Извините-извините, — орал я у кабинета Главного, где гости из туманного Альбиона знакомились с последними успехами нетрадиционного издания. — Был уговор? Был! За каждый снимок двадцать баксов. Считаем: тридцать шесть снимков на двадцать! Семьсот двадцать! Может, для вас эта сумма пустяк! А я трудился в поте лица своего! И не только лица. А то, что ниже! Да-да?!

Ломкие сотрудники пытались меня урезонить, мол, фи, молодой человек, где культура поведения в общественном социуме, разве так ведут себя люди интеллигентные, вы своим неандертальским ревом буквально застопорили творческую работу коллектива и потом, что подумают о нас уважаемые господа из Великой Британии?

Я отвечал, как меня учила родная школа (советская). А это все равно что плеснуть серную кислоту на норковое манто привередливой любимой. После этого мои проблемы были решены мгновенно. Я был отправлен в фотолабораторию, где мною была сдана кассета с пленкой. «Товар» был принят тощей и злой, как селедка в банке, теткой Бертой Эразамовной, пропахшей кислотными проявителями-закрепителями. От неё я узнал все, что думают люди подземелья о тех, кто самым бесстыдным образом эксплуатирует трудовой люд. Я был полностью солидарен с этим мнением и поэтому без проблем получил расписку, что мой материал выполнен на высоком идейно-художественном уровне. После этого мне (на верху) без лишних хлопот выдали половину суммы; остальное получу, объяснили, после появления материла в свет. Я вздохнул: эксплуататоры хреновы, но сделал вид, что такое положение дел меня устраивает, как гомосексуалиста поза Трендэленбурга. (Кто не знает, что это за положение, пусть вспомнит себя на приеме у проктолога: рачком-с.)

Уже дома я обнаружил, что таки не расстался с «Nikon». Он висел на моей шее, как собачий намордник. Я пожал плечами: нет, более я не ходок на такие сомнительные мероприятия. Лучше спокойно прозябать в бедности, чем ославиться на весь мир. Таким образом. Надеюсь, мое Ф.И.О. будет отсутствовать рядом со снимками любителей гимнастического отдыха на фоне искусственных березок?

Надо признаться, что летняя ночь прошла в кошмарных снах. Снилась такая чудовищная жопная абракадабра, что германский профессор Зигмунд Фрейд посчитал бы за счастье лично заняться мной, как с самым многообещающим дурковатым пациентом.

Проснулся в холодном поту, я, разумеется, а не профессор, который уже далече от нас. Со стойким впечатлением, что только чудом удалось выдраться из чана, похожего понятно на что, переполненного жидкими кофейными фекалиями. Куда я настоятельно нырял, спасаясь от меча янычара в феске. Брр!

За окном тёхали здравницу наступающему дню невидимые птахи. Зевая, пошлепал за кислородом, чтобы провентилировать умаянные за ночь мозги. Лучше бы я это не делал. В нашем заштатном дворике лимузинил автомобиль и к нему, посланцу из другого мира, направлялась… Александра. Да-да, моя соседка по коммуналке. С которой мы постоянно путали свои паленные чайники.

Ничего себе, хекнул я, глядя, как предупредительный до тошноты водитель в фирменной фуражке открывает дверцу для будущей пассажирки, кою я привык видеть в джинсиках и майке, но отнюдь не в костюме для официальных фуршетов от любителя макарон и строгих линий Валентино.

Через минуту прекрасное видение в БМВ цвета тишины русского поля исчезло. А я остался в жалкой конуре. С прожорливым котом. Продавленной тахтой. Запыленным кактусом. Телевизором, косящимся под радиоточку. С разбитой параличом печатной машинкой. Чувствуя себя на расквашенной обочине жизни.