Тут мы вспомнили о празднике, который всегда с нами. К такой-то матери все проблемы, терзающие нашу ультрамариновую и прекрасную родину. Долой с глаз ублюдочных недоносков и мародеров, ползающих по утомленному телу отчизны, — на этих пафосных словах я хотел разорвать в клочья срамные карточки.

Князь не дал — зачем, кацо, уничтожать произведение искусства, авось, пригодятся для любознательных депутатских масс, посещающих Русский музей изобразительного искусства имени А.С. Пушкина исключительно с монархом Иберии Хуаном Карлосом I и его чарующей супругой.

— Иберия — это где? — решил я расширить свои географические познания.

— Это древнее название Испании, неуч, — отмахнулся Сосо. — Так о чем я?

— О монархии, — сказал я. — Ты что, князь, монархист? — и увидел, как по комнате прогуливаются два кота. Оч-ч-чень похожие друг на друга. Походкой и окрасом. — А которой из них мой? — указал я на животных, доставленных пароходом «Святой Августин» из сказочно-шафранной Персии.

— Все, ему не наливать, — услышал голос тамады. — Эй, граф Лопухин, вы ведете себя, как анархист.

— Спокойно, господа, — мужественно держался за колеблющийся сиреневый воздух, где рисовались симпатичные очертания девушки Александры. М-м-мадам, вы за монархию или республику?

— Я за домострой, — засмеялась девушка. — Эх, назюзюкался, граф, как сапожник.

— Да, мой прадед Клим был с-с-сапожником, — подтвердил со всей возможной твердостью. — А вот вы… ты… на БМВшках… и вся такая.

— Какая?

— Не наша, не рабоче-крестьянская.

— А я не знала, что Ванечка у нас пролетарий!

— Все мы вышли из народа! — вмешался князь в наш малосодержательную треп. — Так выпьем же за тех, кто несет в народ искусство! — И посчитал нужным уточнить. — Это я говорю о своем друге. — И отвесил гаерский поклон. — Сашенька, рекомендую.

Я обиделся: что они все понимают в высоком, как башня из слоновой кости, искусстве и, видимо, от чрезмерных чувств процитировал поэтическую строчку (не свою):

— «Неразумны те, кто думает, что без нисхождения во ад возможно искусство».

Это были мои последние слова. Адская смесь из коньяка и цинандали рванула в моем органе для приема пищи, точно боевая граната РГД-5. И темная воронка небытия вобрала меня, как младенец пустышку.

После безжизненного прозябания на затворках космической пустоты, выражусь красиво, с неимоверным трудом разлепил веки и увидел мировую колышущуюся муть, где, по утверждению ученых, и произошла жизнь на одной из планет нашей солнечной системы. У меня возникло стойкое ощущение, что нахожусь то ли под ракетой, стартующей в неведомое, то ли под прессом для проката стального листа. Как говорят в подобных случаях, все члены были точно налиты свинцом.

Мама моя! Где я и что со мной? Вот так всегда: искрящиеся, как троллейбусные провода в дождь, праздники заканчиваются и начинаются тошнотворные будни. Усилием воли приподняв проспиртованную голову, я обнаружил себя распластанным на собственной тахте. Это обстоятельство меня несколько взбодрило: главное для естествоиспытателя находится на своей территории.

Я поймал опытной рукой бутылку под столом, предусмотрительно оставленную мной; зная свои полеты в незнакомое и трудное возвращение из него, я приучил себя ставить спасительный, скажем так, радиомаячок.

Ух!.. Жизнь вновь затеплилась во мне, как на планете, разбитой метеоритными бомбардировками. Эх, Ваня-Ваня, надо заканчивать эти полеты в вечность, добром не кончится.