Изменить размер шрифта - +
Меня проводила вся деревня и так, что осознал я себя полноценным гвардии рядовым войскового диверсионного спецподразделения быстрого реагирования «Выстрел», когда меня по приказу Отца-командира кинули в водоем для общего отрезвления организма. А дело было осенью и плавал я хорошо, и поэтому сумел перепахать стылое озерцо и дать деру. Не в сторону ли НАТО?

Разумеется, меня поймали (с помощью вертолетов), но поскольку я, молодой боец, не успел дать клятву по защите Отчизны от её всевозможных врагов, то будущего диверсанта крепко попинали и отправили на гауптвахту, где за пятнадцать суток его мозги у хлорированной параши протрезвели до состояния медной пряжки с разлапистой звездой. Потом начались ратные будни, похожие на бесконечную кошмарную дрему — из нас вышибали гражданскую дурь, выделывая из пушечного мяса вояк, повторюсь, специального назначения.

Поскольку я давал подписку о неразглашении военной тайны, то скажу лишь одно: из нас лепили солдат удачи, способных выполнить любой приказ командования в любой точке земного шарика. И это не шутка. Какие могут быть шутки, когда несколько бойцов были комиссованы по состоянию здоровья, как психического, так и физического. Нас учили выполнять задание и выживать в экстремальных условиях. Мы прошли тысячи километров по тайге, горам, пустыне; наши группы «освобождали» от возможных террористов атомные станции, стратегические железнодорожные узлы, ракетные шахты и проч. Безусловно, армейская наука пошла мне на пользу — я научился относиться к жизни со здоровым оптимизмом и радостью. И брать от нее, мимолетной, все, что можно взять, даже рискуя собственной шкурой и репутацией. То есть вместе с уверенностью в свои физические силы я сумел сохранить свою стержневую черту — разгильдяйство.

Два года службы полностью выветрили из меня дух провинциального патриотизма. К тому же наша в/ч находилась в подмосковном местечке Р. и редкие увольнительные прогулки по столичным площадям, улицам, аллеям и паркам окончательно утвердили в мысли, что свою судьбу нужно искать здесь, в белокаменной, матери всех городов.

Судьба благоволила ко мне. Девушка Асоль вошла в вагон подземки, ровно гриновская героиня в грязную волну, но никто из пассажиров и моих дремлющих сослуживцев-приятелей её не заметил, кроме меня. Я поспешил подняться и моя макушка, защищенная, правда, парадной фуражкой, влепилась в металлический поручень. Голова удар выдержала, а поручень — нет: малость изогнулся.

— Ой, — сказала девушка на мое любезное приглашение, — я на следующей выхожу.

— И я тоже, — признался, чувствуя, как стрела амура пронзила меня насквозь: от макушки до пят, — если вы не возражаете?

Девушка не возражала, воочию видя такого хватского ухажера со стальным штык-ножем.

Словом, мы романтично познакомились, чтобы потом поспешно жениться, поскольку на свет Божий рвалась нетерпеливая Мария. Затем меня уволили по приказу Министра обороны и я полностью поступил в распоряжение тещи, с которой мы тут же начали вести бои местного значения. За передел мира в пятикомнатной квартире дома сталинской эпохи гигантомании. Поскольку мать жены была уверена, что Асоль стала жертвой проходимца, посягающего на самое святое — жилплощадь, то ненавидела его от всей своей радушной души. Нам, молодоженам, выделили одну полутемную комнатенку с прекрасным видом на Садовое кольцо, где автомобильное коловращение было нескончаемое, как вечный двигатель имени Ивана Кулибина. С одной стороны можно было заниматься любовью всю ночь напролет. Никаких проблем. А с другой — такое чувство, что лежишь на проезжей части в качестве частично передавленного прохожего. Конечно же, обидно чувствовать себя изгоем, позабывшего напрочь тишину родного края. Тем более я уже грыз науку на журфаке, и профессор Воскресенский нервничал, видя на своих знаменитых лекциях храпящего молодого человека.

Быстрый переход