— Уже поздно, — проговорила Александра. — Кто спасет наши души?

— Никто, — сказала София.

— Кроме нас, — сказал Сосо.

— Тогда за нас, — сказал Миша.

И мы выпили за тех, кто решил оставить свои души на хранение в краю, пропитанном запахом хвои и дикого меда, тишиной ключа и остывающего разнотравья, дымом костра и беспечальной, быть может, жизнью невидимых для нас лесных обитателей.

Утром я побрился как того требовал статус представителя солидного газетного издания. План наших действий был следующим: познакомиться с господином директором лично. Во время встречи задать несколько провокационных вопросов, выслушать ответы на них. Так сказать, провести проверку боем.

Что из этого выйдет, никто не знает. Вся надежда на мою импровизационную дурь. То есть встреча будет трудной. По утверждению Костьки Славича, ему пришлось проявить максимум инициативы, чтобы некие высокие чины СМИ (его же собственный папа) оказали определенное «давление» на господина Берековского.

— Спасибо, друг, — сказал я коллеге, когда мы встретились за час до нашего часа Ч. — Родина не забудет твоего подвига.

— Ты это уже говорил, во-первых, а во-вторых, не надо падать на амбразуру, — ответил на это Славич. — Жертв не надо. А то вижу — ты готов.

— Что видишь?

— Форму одежды вижу, — поморщился.

— Форма как форма, — пошлепал себя по рваным джинсикам, притопнул немытыми со дня покупки кроссовками, обтер руки о майку, нестираную по причине лени, поправил на груди амулет «Nikon». — А потом: жертвы ожидаются со стороны коммерсанта.

— Так и знал, Ванечка, — испугался приятель. — Я в твои игры не играю, авантюрист!

— А ты конформист.

— Лучше быть живым конформистом…

Занудство было основной отрицательной чертой моего товарища. Вроде и профессионал, и малый славный, а вот куража репортерского…

Это как потенция — она либо есть, либо её нет. Нельзя быть клерком в журналистике. Журналюга сегодня — это и подлец, и смертник, и стервец, и великий иллюзионист, и философ, и гонец за последними новостями, и акушер нашего корчащегося в муках, прошу прощения за краснобайство, бытия.

Быть или не быть — вот в чем вопрос? Великий Шекспир был прав, вопрошая таким образом. Пусть это звучит нелепо и смешно, но, на мой взгляд, Принц Датский проводил собственное расследование убийства отца чисто журналистскими методами — активно психологическими, представляясь полубезумцем, и тем самым заставляя своих противников нервничать и открывать свою истинную личину. А после наносил разящие удары. И результат его деяний просто великолепный: торжествует истина, враг посрамлен, гора трупов. Правда, наш герой сам не уберегся от ядовитого укола судьбы. Как говорится, раз на раз не приходится. Так что мои будущие действия не были столь глупы и сумасбродны, как это могло показаться на первый взгляд. Классику, господа, надо читать, любить и следовать её убедительным рекомендациям.

По тщательно разработанному плану я должен был изображать экзальтированного папарацци, самоуверенного до идиотизма порнографа, недруга всякого здравого смысла, психопата, простодушного мудака, камикадзе, страстного борца за справедливость и независимость угнетаемых народностей мира… ну и так далее.

То есть я, как РГД-5, должен взорвать ситуацию, чтобы посеченный осколками враг занемог от такого хамского и неожиданного нападения, и начал предпринимать контрмеры, при этом открываясь. Нельзя сказать, что это была самая удачная мысль, но я настоял — всем нуворишам кажется, что они прикупили себе счастливой жизни, защищенной от неприятностей и постороннего вторжения.