|
– Я прошу вас сказать со всей откровенностью, против меня что-то затевается? – Но почему же? – спросил я. Он решил засмеяться, а потом сказал: – Простите, я хотел бы начистоту… но прежде я должен объяснить, в каком качестве я, собст-венно, предстал перед уважаемым паном. Я буду вынужден сделать некоторый экскурс в мою жизнь. Выслушайте меня, будьте добры. Впрочем, вы, должно быть, по слухам уже достаточно знаете обо мне. Вы слышали обо мне как о человеке смелом, можно сказать, рисковом… Да-а-а… Но вот недавно случилось со мной… Сломался я, знаете ли. Вот такой анекдот. Неделю назад. Сидел я, знаете ли, за столом, и вдруг пришел мне в голову такой вопрос: почему ты до сих пор не споткнулся? А если ты завтра споткнешься и попадешься? – Но не в первый же раз пришла вам в голову эта мысль. – Конечно! Не в первый раз! Но на этот раз этим все не кончилось – мне сразу же пришла в го-лову другая мысль, что я не должен так думать, потому что это может меня размагнитить, раскрыть, предать, черт побери, предать во власть опасности. Я подумал, что лучше так не думать. И как только я так подумал, то уже не мог избавиться от этой мысли и погиб, теперь я постоянно, постоянно должен думать, что у меня подвернется нога, что я не должен думать о том, что у меня подвернется нога, и так до бесконечности. Господи! Я погиб! – Нервы! – Это не нервы. Это знаете что? Перерождение. Перерождение смелости в страх. С этим ничего не поделаешь. Он закурил сигарету. Затянулся, выдохнул дым. – Понимаете, еще три недели назад передо мной была цель, задача, тот или иной объект опера-ции, я вел борьбу… Теперь у меня ничего нет. Все упало, как, простите, подштанники. Теперь я ду-маю только о том, как бы со мной чего не случилось. И я прав. Тот, кто за себя боится, всегда прав! В том-то и беда, что я прав, только сейчас и прав! Но вы-то чего от меня хотите? Я уже пятый день здесь сижу. Прошу лошадей – не дают. Держите меня как в тюрьме. Что вы хотите со мной сделать? Я уже извелся в этой клетушке… Чего вы хотите? – Успокойтесь, пожалуйста. Это нервы. – Вы хотите меня прикончить? – Ну, вы сгущаете краски. – Не такой-то уж я дурак. Ведь я провалил дело… Беда в том, что я разболтал им о своем стра-хе, они уже знают. Пока я не боялся, они меня не боялись. Теперь, когда боюсь, я стал опасен. Я это понимаю. Мне нельзя доверять. Но я обращаюсь к вам как к человеку. Я так решил: встать, пойти к вам и поговорить начистоту. Это мой последний шанс. Я говорю с вами откровенно, потому что у меня нет другого выхода. Поймите – это заколдованный круг. Вы меня боитесь, потому что я боюсь вас, я вас боюсь, потому что вы меня боитесь. Я не могу вырваться из этого иначе как рывком, и по-этому, бац, я врываюсь к вам ночью, хотя мы и не знакомы… Вы интеллигентный человек, писатель, постарайтесь понять меня, подайте руку помощи, чтобы я мог выпутаться из этой истории. – Что я должен сделать? – Пусть мне дадут уехать. Ретироваться. Я только к этому стремлюсь. Ретироваться. Устранить-ся. Я ушел бы и пешком, но вы способны подкараулить меня где-нибудь в поле и… Я прошу вас пе-реубедить их и разрешить мне уехать, ведь я уже никому не причиню вреда. Мне все это приелось, я больше не могу. Я хочу покоя. Одного покоя. Если мы разойдемся миром, не возникнет никаких проблем. Прошу вас, сделайте это, я вас умоляю, потому что, поймите, я уже не могу… Или помогите мне бежать. Я обращаюсь к вам, потому что не могу один противостоять всем, как пария. Дайте мне руку помощи, не бросайте меня. Мы не знакомы, но я выбрал вас. Я к вам обращаюсь. Зачем вы меня преследуете, если я уже обезврежен – и навсегда! Все кончено. Неожиданно возникшая проблема этого человека, которого уже трясло… что мне сказать ему? Я еще был полон Вацлавом, а здесь передо мной этот человек, давящийся рвотой – хватит, хватит, хватит! – и молящий о пощаде. |
