После того, как Энджел предупредил об опасности, он опять погрузился в оцепенение, что очень беспокоило Джага.

– Кроме того, у меня дико болит рука! Боюсь, что она сломана, поэтому и тороплюсь!

Сказав это, Джаг легко поднял с земли седельные сумки и вскинул их на свои широкие плечи.

– Я тебя ни о чем не просил, – сказал Кавендиш.

– Я тоже, – ответил Джаг.

В эти смутные времена, царящие на Земле, существовало неписанное правило: каждый сам несет свою поклажу, из чего бы ни состоял груз – из еды или из более ценных вещей. Если владелец груза по той или иной причине прибегал к помощи постороннего лица, то, чтобы расплатиться с ним, он отдавал половину своей поклажи. Этот закон дороги знали все без исключения.

– Я уже говорил, что больше всего ценю свободу, – продолжат Джаг. – Так что золото мне ни к чему, оно лишь свяжет меня.

– Не следует относиться к золоту с пренебрежением, – ответил разведчик. – Свобода слишком дорого обходится. И вообще, за все, что тебе нравится, приходится платить, а золото везде берут с удовольствием.

– Мне от вас ничего не надо. Просто я хочу, чтобы мы побыстрее двинулись в путь.

Кавендиш покачал головой:

– Я мог бы дать тебе кран или сифон, ведь медикастры – совсем не филантропы, и за их услуги надо платить.

– Мне ничего не надо, я сам разберусь, когда мы будем на месте.

– Я знавал одного организатора боев, который говорил, что чем сильнее человек, тем он глупее, – усмехнулся Кавендиш, тяжело поднимаясь с земли и опираясь на приклад карабина. – Теперь я могу сказать, что он был прав!

Джагу совсем не хотелось спорить, и он пошел вперед, а разведчик был вынужден двинуться за ним. При этом он бормотал проклятья, ругая все на свете: свои сапоги, которые стали слишком узкими для его отекших ног, неровности дороги, солнце, жару и сумасшедшую скорость передвижения, которую ему навязывал его бестолковый попутчик.

Они быстро вернулись туда, где им пришлось свернуть, и снова оказались под сводом густой листвы в своеобразном тоннеле из деревьев с отравленными колючками. Тропа была усеяна камнями разных размеров, и Кавендиш с трудом шел по ней, постоянно спотыкаясь. Джаг, привыкший к гораздо более тяжелым нагрузкам, легко продвигался вперед и, казалось, совсем не чувствовал тяжести мальчика и седельных сумок, набитых золотыми трубами.

Лучи солнца никогда не проникали под густой свод листвы деревьев, поэтому воздух там был влажным и насыщенным какими‑то кислотными испарениями, что делало его весьма своеобразным. На кончике каждой колючки дрожала капелька странного желеобразного сока. Падая, эти капли протачивали в земле неглубокие выемки.

– Когда я был здесь в прошлый раз, по тропе легко могли пройти рядом два человека, – пробормотал Кавендиш. – Теперь ясно, что когда‑нибудь эти чертовы заросли совсем сомкнутся и до плато уже не доберешься.

Капельки густой росы на листьях переливались всеми цветами радуги, отчего на лицах обоих путешественников постоянно возникали и исчезали странные цветовые пятна.

– Нам нужно попасть в город до того, как стемнеет, – сказал вдруг Кавендиш.

– А он далеко? – спросил Джаг, замедлив шаг, чтобы разведчику было проще догнать его.

– Да нет, уже близко!

– А что это за город и как он называется?

Кавендиш ненадолго задумался.

– Некоторые называют его Эдемом, – произнес он наконец. – Но уверяю тебя, что ничего райского в нем нет. Для очень многих этот город – настоящий ад. Правда, Властелины всего мира буквально расталкивают друг друга, чтобы попасть туда.

– А почему только Властелины?

– В этом городе рады только богатым людям.