Ван Хорн медленно удалялся от корабля, чувствуя, как в спину дует ветер, и эти завывания были единственным звуком, достигающим его ушей. Да еще смутно ощущалось присутствие обитателей планеты, этих не в меру любопытных существ.

Сделав несколько шагов, Филипп остановился и открыл краны обоих газовых сосудов. Почувствовал мягкое давление, наполняющее кварцевый кожух, и прикрыл его рукой в большой латексовой перчатке. Приподнял штуцеры. Он надеялся, что жители планеты видят его или по крайней мере ощущают его присутствие тем способом, какой им доступен. Внезапная мысль нагнала на него страха. А что, если у них полностью отсутствует зрение? Если они напрочь лишены зрительных способностей? Отчаянным усилием он отогнал дурные мысли. Ну нет, хоть какой-то зрительной чувствительностью они должны обладать!

Затем поднял пробирку с катализатором и поднес к открытой верхней стороне кварцевого кожуха. Яростная уверенность, что трюк сработает, на мгновение окрылила его, но тут же подняла очередной шквал сомнений. Неужели спасением для них будет такой простой фокус? Или он тоже потерпит неудачу и вернется на корабль пристыженным. Снова поднес пальцы к кожуху и опять замер в неподвижности. В голове роились странные размышления, более чем неутешительные.

Эти существа — назовем их так — способны контролировать человеческие чувства, чертовски хорошие манипуляторы. Сомнение, которое его сейчас гнетет, принадлежит ли оно ему, Филиппу? Он решил было, что наверняка это так, и снова усомнился.

А уверенность, которую он испытал, придумав этот маленький фокус, не была ли она слишком бурной? Не пытаются ли ему помешать таким образом?

Еще раз, на этот раз нарочито, с целью обмануть их, он прикоснулся пальцами к пробирке, делая вид, что собирается взять ее в руки, и сразу же впал в отчаяние; темное, беспросветное, как окружающая ночь, чувство накатило на него. Нет, из этого ничего не выйдет. Что же делать?

Но тут его осенило, что мрачность накатывает слишком быстро, в сущности она поверхностна. Депрессия рождается не его разумом, а по чужой подсказке. Он в состоянии справиться с нею.

Филипп начал борьбу. Борьбу с отчаянием, борьбу с собственной уверенностью в неминуемой неудаче. «Перестань относиться к провалу как к горькой неизбежности», — приказал он себе, от злости стукнув по кварцевому кожуху, в котором, клубясь, собирались водород и кислород. Он боролся с подступающим страхом. А тот превратился в безотчетный ужас, вроде той паники, что не давала ему подойти к пульту управления корабля. Но взлет — процесс сложный, запуск двигателей требует не меньше полусотни движений, каждое из которых вызывало очередную волну подавления. Сейчас же от него требуются сущие пустяки, коснуться одним предметом другого.

Вокруг царила полная тьма, не давая рассмотреть, насколько близко к поверхности кожуха он подносит пробирку с катализатором. Лишь на ощупь удалось определить, что между ними всего несколько дюймов. От волнения лоб Филиппа покрылся испариной.

Он отстаивал дюйм за дюймом свое сознание, призвав на помощь все силы собственного разума, и сумел поймать тот момент, когда металл коснулся кварцевой поверхности. Ощущение происшедшего контакта было неясным и тут же исчезло, уступив место агонии отчаяния, но и его оказалось достаточно. Влага, введенная на кончике пальца в кварцевый кожух, послужила дополнительным катализатором, и взаимодействие между порошковой платиной и следами воды запустило реакцию водорода с кислородом. Пламя вспыхнуло!

Бледно-голубое свечение, заплясавшее в пыльном воздухе, наполнившем с открытого конца кварцевый кожух, вспыхнуло, как ослепительной яркости звезда. Вспыхнуло, мигнуло несколько раз и продолжило гореть непрерывно.

А ван Хорн вдруг почувствовал, как все страхи куда-то улетучиваются, полностью освобождая его разум и чувства.