У Фелисиано были комнаты в восточном крыле дома, а его жена располагалась на том же этаже, правда, в противоположном крае особняка. Между обоими помещениями, соединёнными просторным коридором, выстраивались в ряд комнаты детей и комнаты для гостей, бывшие, в основном, не жилыми, за исключением комнаты Северо и другой, занимаемой Матиасом, старшим сыном,   единственным, кто всё ещё проживал вместе с ними в этом доме. Северо дель Валье, привыкший к всякого рода стеснениям и к холоду, что в Чили, собственно говоря, считалось полезным для здоровья, потребовалось несколько недель для того, чтобы привыкнуть к сдавливающему объятию этих матраца и перьевых подушек, к вечному, исходящему от печей, лету. Он ежедневно удивлялся, открывая ключом ванную комнату и обнаруживая там кран со струёй горячей воды. В доме его деда уборные представляли собой вонючие, располагающиеся в глубине патио, хижины, где ранними зимними утрами в умывальных тазах вода всегда была слегка замёрзшей.

Как правило, время сиесты молодой племянник и его несравнимая тётя проводили в мифологической кровати: она   среди простыней со своими бухгалтерскими книжонками по одну сторону и любимыми пирожными по другую, а он – сидя в ногах, окружённый наядами и дельфинами, обсуждая вслух семейные заботы и важные дела. И только в компании Северо Паулина позволяла себе слишком большую степень близости, ведь совсем у немногих был доступ в её частные покои. Находясь с ним, женщина ощущала себя вполне комфортно, даже будучи и в ночной сорочке. Этот племянник дарил ей такое удовольствие, какого та никогда не получала от собственных детей. Двое младших жили как полноправные наследники, занимая символические должности в руководстве имеющихся у клана предприятий: один – живя в Лондоне, другой – в Бостоне. Матиасу, первенцу, прочили возглавить род Родригес де Санта Круз и дель Валье, хотя у него и не было к этому ни малейшей склонности; далёкий от следования по пятам своих решительных родителей, от заинтересованности в их предприятиях либо же от того, чтобы раскидать по свету родных сыновей и таким способом продлить жизнь семьи, юноша всей душой отдался гедонизму и в качестве образа жизни предпочёл безбрачие. «Он не более чем прилично одетый дурачок»,   вот как однажды определила его Паулина в разговоре с Северо, но, точно убедившись в том, что её сын и племянник живут душа в душу, попыталась и сама рьяно поспособствовать этой только что зародившейся дружбе. «Моя мать никогда в жизни не сидела сложа руки, напротив, то и дело была вынуждена соображать, каким способом спасти меня от расточительности»,   подтрунивал Матиас. Северо отнюдь не стремился сломя голову бросаться выполнять задание, заключающееся в изменении своего двоюродного брата, напротив, тот всячески желал походить на последнего; ведь только лишь в сравнении чувствовал себя суровым и мрачным человеком. В Матиасе его поражало всё: и безупречный стиль, и леденящая ирония, и даже лёгкость, с которой последний, нимало не сомневаясь, тратил деньги.

  Мне так хочется, чтобы ты ознакомился с моими делами. Это сугубо материалистическое общество, в котором крайне мало уважают женщин. В нём ценятся лишь капитал и связи, для этого ты мне и нужен: станешь моими глазами и ушами,   объявила Паулина своему племяннику по истечении первых нескольких месяцев по его прибытии.