Внешний вид Матиаса мог подтвердить мнение его матери, заключающееся в том, что Матиас был лишь прилично одетым дурачком, хотя именно дурачком последнего никак не назовёшь. Ведь на своём веку он уже посетил все важные музеи Европы, разбирался в искусстве, мог продекламировать столько поэтов классиков, сколько их существовало, и к тому же являлся единственным, пользующимся домашней библиотекой, человеком. Так, постепенно, юноша создавал собственный стиль жизни, включающий в себя смесь черт, присущих богеме и денди; от первой взял себе привычку к ночному образу жизни, а от второго перенял маниакальное отношение к внешнему виду. Сам молодой человек считался лучшей партией во всём Сан Франциско, но, несмотря на это, смело исповедовал безбрачие; предпочитал поверхностную беседу с худшим из своих врагов свиданию с самой привлекательной особой среди своих возлюбленных. Единственной, общей с женщинами, темой у него было воспроизводство поколения, задача сама по себе абсурдная, как не переставал говорить молодой человек. Следуя зову природы, предпочитал только профессионалок, которых немало существовало и причём под самым боком. И даже не принимал во внимание вечера в мужской компании, которые не заканчивались бы стаканчиком бренди в баре и посещением борделя; а в стране, между тем, существовало более четверти миллиона проституток, и добрый их процент зарабатывал себе на жизнь в Сан Франциско, начиная с жалких китайских куртизанок Чайна тауна и заканчивая утончёнными сеньоритами южных штатов, вынужденных из за гражданской войны вести жизнь женщин лёгкого поведения. Молодой наследник, едва позволяющий себе подвергаться женским слабостям, хвалился собственным терпением к невежеству своих друзей богемного круга; это и была ещё одной из его особенностей наряду с привычкой к тонким чёрным сигаретам, что заказывал в Египте, и тягой к выдуманным и реальным преступлениям. Юноша жил в отцовском особняке Ноб Хилл и занимал в самом его центре роскошную квартиру, заканчивающуюся вверху чем то наподобие просторного чердака, именуемого холостяцкой комнатой, где время от времени писал картины и с завидной регулярностью устраивал себе выходные дни. Он вращался среди обширной богемы, среди несчастных, которые кое как выживали в этом мире, будучи ввергнутыми в беспросветную и неизбежную нужду. Также молодого человека окружало общество поэтов, журналистов, фотографов, кандидатов, намеревающихся стать будущими писателями и художниками. Неподалёку находились и люди без семьи, проживающие свою жизнь в полубольном состоянии, вечно кашляя и держась друг за дружку, существуя вечно в долг и не пользуясь часами, потому что, казалось, и время то было изобретено не для них. Чилийская аристократия шёпотом подтрунивала над его одеждой и манерами, хотя люди относились к человеку терпимо, ведь они знали, что всегда могли прибегнуть к тому за несколькими долларами, глотком виски или получить место у него на чердаке, где, собственно говоря, и провести наступающую туманную ночь.

  А ты заметил, что манеры Матиаса как у женоподобного мужчины? – обратила внимание своего мужа Паулина.

  Как только тебе приходит в голову произносить столь великую глупость, да ещё и о собственном сыне! Никогда ничего подобного и не было ни в моей семье, ни в твоей! – возразил Фелисиано.