– Скажи, почтенный, – промолвил Тревельян, – твой обоз направляется в Шо-Инг? Точнее, на самую границу Шо-Инга и Тилима, в поместье благородного Кадмиамуна?

    – Да, рапсод. – Купец был явно удивлен. – Кадмиамун, мой господин, из семьи богатых нобилей, но занимается торговлей. Дальней торговлей, с Архипелагом и Хай-Та. Я Сейлад, один из его помощников. Ты знаешь моего господина?

    – Я слышал о нем, Сейлад. Надеюсь даже повидать его, так как иду в Шо-Инг. Скажи, щедр ли он? Любит ли музыку и пение?

    Сейлад пожал плечами:

    – Щедрость его выше похвал, но что до песен, о том я не знаю. Он человек ученый, со всякими причудами. Может, любит песни, может, нет, а вот на твоего зверька посмотрит обязательно. Редкая тварь!

    – Значит, он ученый… А не опасно ему жить в Шо-Инге? Я слышал, люди с побережья изрядные разбойники.

    – Они разбойничают в море, а моего господина обходят за день пути. Знаешь, кто его единокровный брат? – Тревельян наклонился, и Сейлад прошептал ему в ухо: – Кадмидаус, один из владык Мерцающего моря… нобиль, купец и… ну, сам понимаешь. Так что всякий, кто тронет Кадмиамуна, живо пойдет на рыбий корм.

    Тревельян с пониманием кивнул. Видимо, братец ученого Кадмиамуна являлся одним из князей Шо-Инга, промышлявших тем же самым ремеслом, что их восточные коллеги в Пятипалом море. Он снова оглядел фургоны и спросил:

    – Не знаешь, зачем твоему господину китовые пузыри? У него мастерские, где клеят морскую одежду?

    Сейлад хитро усмехнулся:

    – Мастерские у него и правда есть, но что в них клеют, спрашивай самого господина. Ты ведь к нему собрался? Ну, легкого тебе пути! Может, твои песни ему понравятся.

    Кивнув на прощание, Тревельян вышел со двора и направился к городским вратам. Некогда Ферантин окружали настоящие стены с боевыми башнями и бастионами, но с приходом имперского войска их верхняя часть была срыта, а камни уложены в мостовые площадей и улиц. Древний фундамент, однако, остался, а тилимцы являлись слишком практичными людьми, чтобы забросить такое монументальное сооружение. Поэтому город окружили новой стеной, включавшей великолепные колоннады для прогулок, изящные смотровые башенки, с которых можно любоваться видом на столицу, террасы, засаженные деревьями, святилища и храмы, среди которых не было двух одинаковых, и целые аллеи изваяний, где статуи местных владык соседствовали с фонтанами, мифическими чудищами, бюстами императоров и божественным Таван-Гезом, повергающим ниц зловредных духов бездны. Все это высекли и возвели из розоватого известняка, которым был богат Тилим, и город, чьи здания виднелись за колоннадами и зелеными рощами, тоже был розовым, воздушным и светлым, точно его слепили из подсвеченных солнцем облаков.

    У ворот, украшенных флагами, венками и цветочными гирляндами, толпились разного звания люди, слушая речи герольдов. Те, чтобы привлечь внимание, трубили в трубы, а затем самый горластый объявлял, что завтра благородный Супинулум, правитель Тилима, друг и верный союзник повелителя Семи Провинций, пожертвует кровь в храме Трех Богов, дабы процветали все тилимские города и земли, а народ его был крепок, не обделен потомками и всякий день имел в левой руке бурдюк с вином, а в правой – окорок. Жертва крови состоится на Восходе, а затем начнется карнавал, где дозволяется каждому пить, танцевать, веселиться и скрывать лицо под маской, а также глядеть на представления плясуний, фокусников, акробатов и борцов.