– В этом только одна правда, Тен-Урхи, – та, что предки наши из солдат Объединителя. Уршу-Чаг – да возродится он в этом мире! – был мудр и, отправляясь в поход, набрал сотню бойцов, не нобилей, а простого звания, но искусных в воинском ремесле, бескорыстных и честных. Честных, вот что главное! Ибо поручались им штурмы дворцов непокорных правителей, а затем их охрана – ведь в тех дворцах были собраны великие богатства, серебро и золото, и кровавый камень, и морской, и травяной, и драгоценные чаши, светильники, оружие, ларцы и прочие сокровища, что ослепляют глаза и возбуждают алчность. Воинам из благородных Уршу-Чаг не мог довериться, зная, что сочтут они это своей добычей, а если карать их столбом и крюком, то нобили уйдут, и он останется без войска. А наши предки служили ему не ради грабежа, но из любви к Объединителю, из преданности и чести, ибо был он велик, как ни один из его потомков. И все же владыка их прогнал… – Печально поникнув головой, он добавил: – Не потому прогнал, что был недоволен их службой, но лишь по настоянию своих военачальников-чахоров, а один из них стал предком владык Онинда-Ро. И ложь о наших пращурах тоже от него пошла.

    – Это случилось давно, – сказал Тревельян, – так давно, что имена ваших обидчиков если где и найдешь, так в самых дальних сундуках Архивов. Почему бы теперь вам не вернуться в обитаемые земли? Думаю, Сирам-Харт, правитель этой страны, одарил бы вас угодьями, и развели бы вы стада быков вместо этих тощих аншей.

    – Может, и одарил бы, но жили бы мы под властью его людей, платили бы ему налоги, а наши юноши служили в войске или ломали камень, как я когда-то. А мы такого не хотим! Здесь мы свободны, и хоть скуден наш край, но нет над нами господина. Не мы платим, а платят нам, платят, потому что боятся!

    – Нет, вождь, не боятся. Если Сирам-Харт пожелает, его солдаты разыщут вас в горах и перебьют всех до последнего младенца. Но он, вероятно, не жесток и помнит о вине своих предков. Ну и к тому же… – привычным жестом Тревельян коснулся бакенбард, – к тому же для воинов вы что-то вроде развлечения. Вы будто древний памятник, какие я видел в Мад Брунере, – стоят, никому не мешают, и даже полезны как свидетельство почтенной старины.

    Лакасса тоскливо вздохнул.

    – Жестокие слова, рапсод, но я не обижаюсь, я знаю, что это правда. Нам нужна свежая кровь, нужны женщины, но отыскать их трудно – не всякая пойдет в горы за своим избранником и согласится жить в пещере, рожать детей на каменном полу… Сам я в молодости искал жену четыре года… Жизнь здесь тяжела! Здесь не растет ничего, кроме кустов с жесткой корой, и даже лошадей мы забиваем на мясо, их нечем тут кормить. Забили бы и твоего коня, если бы ты не пришел за ним… – Вождь мрачно уставился на пламя догоравшего костра. – Но куда нам деваться, куда бежать? Говорят, что мир велик, но он принадлежит не моему народу. Все земли на востоке и западе под чьей-либо властью, и людям, привыкшим к воле, там места нет.

    Ищи недовольных! – услышал Тревельян голос Хьюго Тасмана, да так отчетливо, что едва не вздрогнул. Вот и недовольные, подумал он, целое племя, что хочет убраться из Империи. Только живет оно в самой середине континента, и до любого из двух океанов отсюда десять тысяч километров. Но если бы они преодолели этот путь, что дальше? Эти люди не видели ни моря, ни кораблей, ни лодок, ни парусов и весел; как переправить их на новый материк? И как сделать это быстро и тайно, чтобы никто не помешал, не сжег корабли и не отправил горное племя в каменоломни? Об этом стоило поразмыслить, а сейчас Тревельян сказал:

    – Кроме запада и востока, есть еще Дальний Север и Дальний Юг.