– А из пращи камнями можно?

    – Так то в скалу! А ты в меня! Бочонком! Бочонок-то треснул, и вино дорогой вытекло!

    – Ну, и чего ты хочешь? Другой бочонок?

    – Не. – Страж выпятил грудь и напряг могучие мышцы. – Попробуй, столкни меня с дороги!

    – Это мы быстро, – пообещал Тревельян, толкнул его в левый бок, толкнул в правый, но парень стоял как скала. Тогда он сделал вид, что хочет схватить противника за руку, а сам присел, зацепил его под коленями и опрокинул на землю.

    – Не по правилам! – завопил великан, но сапог Тревельяна уже упирался ему в грудь, а у горла поблескивало лезвие кинжала. Грей с победным писком спланировал на хозяйское плечо, заверещал и оскалил зубы.

    – Видишь этого зверя? – сказал Тревельян, не убирая клинка. – Ты не смотри, что он маленький, зубы-то как шилья! Прожорливый, любит кровь сосать, а у тебя крови много. Не поделишься?

    Перед такой жуткой угрозой страж капитулировал, и через минуту они уже спускались вниз, к пещерам.

    * * *

    Тревельян сидел на камне у крохотного костерка из прутьев, рядом с кряжистым мужчиной в засаленной полотняной тунике. Несмотря на жалкую одежду, выглядел тот королем или, по крайней мере, герцогом; на лице с крупными чертами читалась привычка к власти, темные глаза глядели уверенно и спокойно, в углах губ прятались суровые морщины. Пигментные пятна были почти неразличимы на загорелой обветренной коже, но, вероятно, предводителю горцев Лакассе уже стукнуло пятьдесят. Против ожиданий, он сам и его соплеменники оказались людьми дружелюбными, так что их свидание с дикокрысом Тревельян решил отложить.

    В отличие от гиганта-стража Лакасса, умудренный жизнью и даже какое-то время трудившийся в каменоломнях Онинда-Ро, слышал о рапсодах и их Братстве. Но в его родных горах рапсод, да еще с шерром на плече, являлся не меньшей редкостью, чем снег в джунглях юга, и потому вождь рассматривал Тревельяна с нескрываемым интересом.

    – Говорили мне, – прогудел он басом, – что вы, певцы, ходите от западных пределов мира до восточных и что в каждом городе есть у вас дом, где живут с учениками самые старые и мудрые из вас.

    – Это правда, – подтвердил Тревельян. – Тех старцев называют дарующими кров.

    – Еще говорили, что есть среди вас учителя, познавшие все искусства, от пения и танца до схваток с мечом и копьем, от чеканки бронзовых кувшинов до метания стрел и дротиков.

    – И это верно, – сказал Тревельян. – Учителя зовутся пастухами, ибо пасут они учеников и заботятся о них, как вы о своих аншах.

    – Еще мне говорили, что каждый рапсод – отличный воин, и в этом я сам убедился. – На губах Лакассы мелькнула скупая усмешка. – Здорово ты приласкал бочонком Чегараму! А Ситиванду – мешком!

    – А мне кое-что говорили про вас, – в свой черед молвил Тревельян. – Не сочти за обиду, вождь, но говорили, что люди вы злые и свирепые и происходите от насильников и грабителей из войска Уршу-Чага. Будто хотел он покарать за это ваших предков, но они бежали от владыки и укрылись в горах. И что с тех пор не желаете вы трудиться, а грабите по дорогам людей, и если дают вам выкуп – такой, как сегодня, – то и его вы желаете взять не миром, а в бою и драке.

    Лицо Лакассы омрачилось. Он налил в кружку вина, протянул Тревельяну и сказал:

    – В этом только одна правда, Тен-Урхи, – та, что предки наши из солдат Объединителя.