Оно было ярким, ненасытным, всепоглощающим.
– Я хочу заняться с тобой любовью.
10
Фэйф потеряла ощущение пространства и времени и очнулась, только оказавшись возле собственной кровати, в сумраке спальни. Перед ней стоял Далтон, чей мощный силуэт вырисовывался в тусклом свете, проникавшем из незакрытой ванной.
Во рту у нее вдруг пересохло, как знойным летом в пустыне. На ней было лишь влажное полотенце, она стояла у своей постели с мужчиной, чьих ласк страстно желала. Фэйф показалось, что она не выдержит этого ожидания.
Наконец он прикоснулся к ней, кончиками пальцев мягко проведя по ключицам. Фэйф поняла, что не сможет повернуть все обратно, и не сделала бы этого, даже если бы могла. Он прикасался к ней так, как будто впервые увидел женщину. И его рука дрожала. В этот момент к ней пришло сознание, что она не просто хочет насладиться его телом, что она бесконечно влюблена. Эта мысль возникла в ее сознании, завладела сердцем, как солнце, всходящее над горизонтом в своем сверкающем великолепии.
Она влюблена в Далтона.
Его имя, как вздох сорвавшееся с ее губ, пронизало его поры и проникло глубоко в душу. Здесь ее запах чувствовался сильнее. Он исходил от смятых простыней, выделяющихся бледным манящим пятном в темноте, и обволакивал его.
Но сначала ему захотелось успокоить Фэйф, сделать так, чтобы исчезла напряженность в ее теле, настороженность в ее глазах. Потом, когда страх и неуверенность пройдут, он зажжет в ее крови огонь, такой же сильный, как тот, что пожирал его самого.
Рассудок заставил Далтона сказать:
– Ты можешь передумать. Еще не поздно остановиться.
Нежная рука, прижавшаяся к его груди, была тверда как скала:
– Нет, – прошептала Фэйф, шагнув навстречу ему, – уже слишком поздно.
Далтон рванулся к ней и нашел ее губы.
Господи, какие сладкие. Целуя ее, он ощутил на губах вкус душистого мыла. Он держал в объятиях необыкновенную женщину, способную свести его с ума, будоражившую его, рождавшую в нем подлинную страсть. Далтон прижал ее крепче, стремясь еще ближе почувствовать ее тело. Преградой было полотенце, но лишь на миг. Одно движение его пальцев – и оно оказалось на полу.
Прижав к себе обнаженную Фэйф, Далтон почувствовав ее упругую, налившуюся грудь с напряженными сосками. И живот, в котором теплилась человеческая жизнь, был не таким большим, как ему казалось раньше. Когда руки Фэйф обвили его плечи, он почувствовал, что обрел свою вторую половинку, о существовании которой не догадывался.
Что-то перевернулось в его душе. Он никогда уже не будет прежним. И Далтон благодарил Бога за это чудо.
Вдруг Далтон отстранился и отступил на шаг. В темноте он видел лишь ее силуэт и влажно мерцавшие глаза.
– Я хочу видеть тебя. – Его рука потянулась к лампе на ночном столике.
– Нет. – Она испуганно удержала его руку: – Пожалуйста, не надо.
Беременность никого не красит, и Фэйф боялась, что его оттолкнет вид ее обнаженного тела. Она ошибалась, но Далтон понимал ее страх.
– Хорошо, – легко уступил он.
Пока он не станет настаивать. У него будет время полюбоваться ею утром.
– Я… – Рука Фэйф опустилась на живот. – Я не знаю, как это происходит, когда…
– Из-за него? – Далтон тоже положил руку на живот. Он был твердым и тяжелым.
От его нежного прикосновения на глаза Фэйф навернулись слезы.
– Из-за нее, – поправила она. – Она… ей вряд ли понравится, если ее потревожат.
Далтон улыбнулся и слегка сжал пальцы.
– Мы не будет тревожить ее. – Его улыбка вдруг исчезла. – Ведь если мы будем осторожны, мы не повредим ей, да?
Фэйф чуть не расплакалась от такого проявления заботы. |