Как вышел на них Такэда, Никита не знал, но был рад, что может уединится в комнате и заниматься своими делами, никому не мешая: комната Толи находилась напротив. Сами же хозяева жили в третьей комнате, в конце коридора, За общей гостиной. — где стояли телевизор, старенькое пианино и сервант.

Комната Сухова была по‑спартански голой: стол, кровать, стул, шкаф. Зато хватало места и на обработку като — комплекса упражнений, и на занятия со снарядами, в основном — гантелями, поясным эспандером и подвесным турником.

Такэда побыл в Хабаровске с неделю и уехал, взяв слово с танцора, что тот не сорвет «режим подводной лодки, лежащей в засаде на грунте». Инженер все еще не терял надежды найти пресловутую Книгу Бездн.

Первое время Никита свято соблюдал «режим»: ходил толькона тренировки, а все остальное время проводил дома, занимаясь повторением пройденного или читая книги, в том числе оставленные Толей философские труды Лосева, Андреева, Бердяева, Шульгина и других. Но тоска по Ксении скоро превратилась в физическое недомогание, и Сухов стал искать способы отвлечения от этой напасти, самым привычным из которых был ночной клуб или бар; в Хабаровске их хватало. Слать письмо Ксении он побоялся, да и Такэда пообещал привезти весточку от нее или хотя бы открытку.

День шел за днем, «печать зла» о себе не напоминала, звезда на плече молчала, и Никита поневоле втянулся в ритм ежедневных тренировок, не забывая об акробатике. Так он однажды поразил товаращей по группе тройным сальто и рондадом с переходом на шпагат. Тоска по танцу тоже давала о себе знать, но он терпел, мечтая когда‑нибудь «показать класс». В доме Ивлевых он тоже не мог танцевать открыто, да и комната для балетной танцевальной программы не подходила.

Затем его озарило, и после недолгих колебаний он предложил свои услуги в качестве солиста в казино «Бомонд», забыв об осторожности, и вспоминая случившееся в Москве, за тысячи километров отсюда, чуть ли не как миф. Уговорил он себя тем, что запас денег, заработанных в прежней жизни, был не вечным.

Танцевал Никита в казино три раза в неделю, по вечерам, но слава о танцоре разлетелась по городу быстро, и в дни его выступлений «Бомонд» заполнялся до отказа. Никита повеселел: после длительного перерыва он наконец‑то нашел свою стихию, помогавшую скрасить жизнь. Но спустя два месяца, в течение которых от Такэды не было ни слуху, ни духу, ситуация изменилась.

Во‑первых, пришло письмо от Ксении (Толя все же нашел ее и Дал адрес), прочитав которое Никита едва не сорвался с места и не помчался в Москву. Во‑вторых, Красильников узнал о ночной жизни подопечного и потребовал ее прекратить, обратив внимание на усталость последнего, мешающую работать в полную силу. На инструкции Такэды он ссылаться не стал, но аккуратно провожал ученика с тренировок до дома, оставаясь незамеченным. В‑третьих.

Сухов почувствовал дуновение посторонней силы. В результате интенсивных занятий по концентрации внутренней энергии внимание и чувствительность его обострились, и ему показалось, что кто‑то начал следить за ним — слепо, не видя, на уровне психического контакта. Точку поставило происшествие в казино.

В этот вечер начала ноября, холодный и дождливый, в казино заявились воротилы местного бизнеса: президент Дальневосточного филиала Инкомбанка, директор колбасной фабрики, сопрезидент японо‑российской коммерческой фирмы «Хацюмэ», и с ними три десятка «крутых» парней — телохранители, приятели, девицы. Перед публикой Никита выступать не любил, но платили ему хорошо, и делать было нечего, приходилось танцевать. К двенадцати ночи он вымотался, танцуя по заказам: «Генацвале, держи.