— О встрече в парке… о старике… Ты сообшил в скорую?

— И в милицию тоже.

— Ну и?..

— Рассказал, что знал. Когда приехала скорая, он уже не дышал. — Кстати, — Такада взглянул на Сухова поверх страницы, — глаз на его теле никаких не нашли.

— Как это не нашли? Куда же они делись?

Толя молча углубился в изучение книги. Не зная ответа, он никогда не пожимал плечами и не делал других жестов.

Никита полежал, переваривая сказанное, потом залпом выпил стакан холодного молока.

— Ты хочешь сказать, что нам все померещилось?

— Не померещилось.

— Так в чем же дело?

Такэда перелистнул страницу, любовно пригладив книгу, снова глянул на лежащего поверх стола.

— Чтобы делать какие‑то выводы, информации недостаточно.

Похоже, что он был человеком, вернее, человеком с какими‑то добавочными органами чувств. Как, возможно, и те‑четверо, о которых ты говоришь. Но что дальше? Мы незнаем ни их координат, ни целей появления, ни причин ссоры… кстати, язык у него был вырван.

Никита невольно пошевелил своим, словно проверяя — на месте ли.

— О дьявол! Серьезные, видать, разборы у них были. Как ты думаешь, что он им сделал? За что они его… так?

Такэда углубился в изучение очередной страницы.

— Что ты там изучаешь? — рассердился Никита. — Напился моего чая, сел в мое кресло, за мой стол с моей лампой, да еще и не разговариваешь!

— Жлоб! — констатировал Такэда. Закрыл книгу. Улыбнулся своей обычной, сдержанной и застенчивой улыбкой. — Теперь я понимаю, почему девушки с тобой не водятся: ты заставляешь их приходить к тебе со своим чаем. Кстати, пока ты болел, они едва телефон не оборвали. А читаю я очень умную книгу: Чхве ‚нсоль, Техника «мягкого» искусства. Хапкидо.

— На японском?

— На корейском.

— О‑о! Вы у нас полиглот.

— Не ругайся.

Никита засмеялся, но посерьезнел, заметив, что Такэда смотрит на его ладонь. Глянул на нее сам, потрогал звезду пальцем.

— Что же это такое? Ожог?

— Весть, — серьезно сказал Такэда.

— Что?!

— Весть. Но это ты поймешь позже. — Толя поднял руку, останавливая попытку Сухова выяснить смысл сказа нного. — Я не готов ответить на твои вопросы. Как и ты — услышать правду.

Отложим разговор дня на два‑три.

Сухов покачал головой, с любопытством глядя на внезапно отвердевшее лицо друга, хотел что‑то спросить, но передумал.

Показал на стакан.

— Налей молока, плиз.

— А нетути, дорогой. — Ты выдул все три литра. Но если хочешь, я позвоню, и через полчаса принесут. А мы пока посмотрим информпрограмму, не возражаешь? — Инженер включил телевизор. — Звонить?

— А кто это?

— Мой друг, — уклонился от прямого ответа японец. — Живет тут неподалеку, на Соколе. Приедет, познакомлю. — Он набрал номер. — Извини, подтверждаю. Квартира двенадцать, найдешь?

Ждем. — Повесил трубку. — Сейчас принесут.

Никита с недоверием взглянул в узкие непроницаемые глаза Такэды.

— Ты что же, заранее договорился?

Такэда молча увеличил громкость телевизора.

Некоторое время они слушали новости первого канала Останкино: страны Лиги Империй, как уже несколько лет негласно называли Содружество независимых государств, жили по своим законам, часто не совпадавшим с законами ближнего зарубежья, конфликтовали, все еще воевали, пытались строить экономику с помощью противоречий политики, но учились, работали, рожали детей, занимались спортом, слушали музыку, смотрели видео, а иногда спектакли вживую, увлекались сексом, наркотиками — все больше и больше, — боролись с тем и другим, митинговали — правда, все меньше и меньше, то есть творили историю.