|
– Меня, кстати, Андрей зовут, я русский. Но мы же с тобой сейчас на иньере общаемся, так? Поэтому зови меня Эндрю. Я согласный. Ты откуда сам? – Неважно. У меня к тебе один вопрос – есть тут батарейки или нет? И где у вас аптека в городе? – Это два вопроса. – Неважно! Ответь на оба, какая разница? – Я люблю точность, даже сам святой отец так говорил. Эндрю важно поднял грязный указательный палец вверх и сделал глоток. В бутылке булькнуло, и она опустела вконец. – Мать твою, твою мать, – разочарованно пробормотал он. – Придется идти за следующей, это была последней. – Послушай, дикарь. Я задал тебе два вопроса. Первый. И второй. Если ты не ответишь хотя бы на один из них, то я спущу вот этот курок. Это несложно, и я так делал, дайте боги памяти, тысячу раз. Нажал – и все, нет проблемы. Но ты вроде бы не проблема, просто раздражаешь меня. А когда меня что-то раздражает, то это целая проблема. Понимаешь, о чем я толкую? – Дикарь понимает. – Эндрю медленно кивнул и хмыкнул. – Ты ведь из настоящих странников, да? Считаешь нас дикарями, а сам гребаный летчик в белом костюме и с кучей молоденьких стюардесс в мини-юбках. Но я тебе отвечу, потому что верю. Мне хочется жить, как это ни странно. – Ну так что? – Батареек нет. На заправке есть много чего, я все давно уже пересмотрел, но чего-либо называющегося батарейками нет. Второй вопрос… а какой был второй вопрос? – Где у вас тут аптека? – А, аптека! Она в центре. Отсюда, значит, едешь налево, по дороге. Только не гони, там много поваленных деревьев и… таких бугров на асфальте. Их раньше делали, чтобы по городу не летали всякие придурки типа тебя и не сбивали несчастных бабушек. Так вот. Дорога эта приведет тебя к перекрестку, не промахнешься точно. Там круг, на нем раньше росли цветы и стоял памятник. Да он и сейчас стоит, памятник этот, какой-то мужик лысый. Короче, круг, по нему – направо, и скоро увидишь аптеку. Но там мало чего осталось. Почти все уже вычистили. Одно хорошо, что ее мало кто знает. В центральной так вообще ничего больше не найти, даже пипеток. – Спасибо. Густав проговорил маршрут самому себе еще раз, запоминая его. – Спасибо, и я пойду. – Слушай, странник. А возьми меня с собой, а? Мне нужно затариться пойлом в одном домишке, тут недалеко. Кинешь меня возле него да дальше поедешь. – Мне некогда, Эндрю. У меня там пассажир умирает, ему бы побыстрее в аптеку. Дикарь вздрогнул и растерянно потер грязный лоб. – Кто там у тебя? – Пассажир, мой… гм… друг. Мы путешествуем вместе. – Старик? Он старик? – Да, откуда ты знаешь? Эндрю отбросил бутылку в тряпье и, упираясь спиной в кирпичную стену, окружавшую задний двор заправки, встал. Пошатываясь, подошел к Густаву. Тот снял предохранитель, но не отошел и не дернулся. Пьяный представлял собой слишком малую угрозу, чтобы принимать его за полноценного противника. От Эндрю несло непередаваемым букетом из запахов старой мочи, спирта, заплесневелого черного хлеба и сгнивших сладких фруктов. Его лицо покрывала жесткая щетина с проплешинами, а под густыми бровями горели карие глаза. Вернее, они постоянно мигали, и Густав не мог уловить момент, когда дикарь смотрел на него ясно и трезво, а когда глаза его вдруг мутнели. С ним определенно творилось что-то неладное. – Ты странник. Одинокий, мать твою, бродяга. Вроде бы. И приехал сюда со стариком на закорках. Так? – Да. – У меня для тебя послание. – Что?! – Стой тут. Эндрю хлопнул Густава по плечу и побрел в угол двора. Встал на колени возле кабинки биотуалета и начал рыть землю. Прямо руками. – Что за послание, Эндрю? – Сам увидишь, погоди. |
