|
Он уже хотел вложить его обратно, как вдруг заметил кое-что на торце. Густав никогда не рассматривал эту безделушку так внимательно, поэтому открытие стало для него неожиданностью. Все равно что после двадцати лет совместной жизни узнать, что твоя жена трахалась со всеми направо и налево последние лет девятнадцать. Талисман висел у него на груди практически всю жизнь, с тех пор как (если верить голосу) ему его подарил отец. Но Густав раньше не замечал неглубоких бороздок, шедших от торца на каждую сторону, длиной примерно два миллиметра. Словно талисман был составной частью какой-то детали. Интерфейса? Или соединительным элементом? Или ключом? Или предохранителем? Система типа «мама-папа»? Или «вход-выход»? Таких деталей, только пластиковых, было полно во внутренностях корабля. Мама-папа… Папа. Густав посмотрел на Эндрю, затем опять на талисман. Спрятал его под рубашку и спросил: – Можно осмотреть твою голову? – Что? Что?! – Голову. Можно посмотреть? – Зачем это тебе? Эндрю сжался, а глаза его расширились настолько, насколько возможно. Теперь он не был похож на спившегося дикаря-алкаша, обычный испуганный парень. Вполне даже симпатичный. Если его умыть, причесать, откормить и дать ему корабль, то он был бы похож на странника. Но он не был странником, Густав знал это. Он был всего лишь низшей ступенью. Пожирателем себе подобных, пожирателем самого себя. Дикарем. Густав не хотел его убивать, ему просто нужно было удостовериться, что голос говорил правду. Вот и все. – Я подойду. Посмотрю. И уйду. – Нет! Ты ж убьешь меня прямо тут! Как крысу задавишь! – Эндрю перевернулся на спину, взбрыкнул ногами и пополз куда-то, не вставая, словно плыл кролем в земляном бассейне. Густав без труда нагнал его, обошел сзади, схватил за шиворот и уложил лицом вниз. Эндрю слабо сопротивлялся, кричал какие-то ругательства, но странник не обращал на него внимания. Голос сказал, что ключ в затылке. Брезгливо сморщившись, Густав положил ладонь на немытую шею дикаря и начал медленно вести руку вверх, против роста волос. Примерно в десяти сантиметрах от того места, где начинали расти волосы, обнаружился большой белый рубец. Густав поставил колено на спину Эндрю и вытащил пистолет. Дикарь заверещал: – Не убивай, прошу тебя! Не убивай меня! Человек ты или кто?! Я тебя прошу, пожалуйста! Я все сделаю, не убивай! Все что хочешь! Служить тебе буду, отсосу у тебя, хочешь? Только не убивай! Я человек ведь, человек! Как и ты! Густав медленно выдохнул и засунул дуло пистолета Эндрю в рот. Тот вертелся, стараясь вывернуться из крепкого захвата, поэтому мушка рассекла ему верхнюю губу. Брызнула кровь. Дикарь замычал, языком стараясь выпихнуть холодный смертельный металл, пахнущий порохом. Ключ. В его голове был ключ. Густав не хотел убивать дикаря. Но голос был прав во всем. То есть вообще во всем. Сейчас нельзя было это проверить, но ту информацию, которую знал только лишь странник, голос передал абсолютно точно. Включая сны. Они снились Густаву не слишком часто, но минимум раз в месяц он вскакивал со своей кушетки, обливаясь холодным потом и стараясь унять скачущие, словно сумасшедшие блохи, мысли. О многом можно знать, куда ни шло. Но о снах? Такое возможно, если бы голос побывал в голове Густава. Но он успел побывать только в голове Эндрю. Прямо там, внутри. Оставив дикаря при этом в живых. Как и когда? Неважно. Если существовал способ поместить ключ в человека без вреда для его здоровья, значит, имелся способ извлечь его. Но Густав не знал, как это сделать. Тут не помогли бы даже отмычки, потому что эта дверка была закрыта покрепче других. К этой дверке он имел всего лишь один ключ. Нажми на курок – и пещера Аладдина откроется. Это будет ЕЩЕ ОДНА смерть, еще одна невинная жертва, но, в конце концов, он же не человек, правильно? Какой-то вонючий дикарь из города. |
