Миро воспринял пропажу без особых сожалений. Воровство было образом их жизни. Однако тусклое очертание формы отпечаталось у него в голове, как и осознание того, что кусок дерева может иметь форму животного. И ещё он для себя установил, что не надо стремиться что-нибудь иметь, пробовать заставить что-нибудь тебе принадлежать и искать удовольствия в чём-либо вообще. Рано или поздно у тебя это отберут так же, как и ты это сделаешь у кого-нибудь другого.

  Мальчик снова потянул Миро за штанину, когда тот закончил заклеивать окна липкой лентой. Миро отмахнулся от него и пошёл в заднюю часть автобуса. Он шёл мягко, стараясь не потревожить детей. Он не хотел, чтобы, приходя в себя, они обращали на него внимание. Ему не нужно было ими заниматься. Пусть это будет обязанностью девчонки-водителя. Он хотел лишь следовать указаниям Арткина и аккуратно и вовремя их исполнять, в соответствии с планом их операции, ход которой волновал его. Он чувствовал, что будет нелегко. Чувство тревоги мучило его всё сильнее и сильнее. И он не был уверен, почему. Может, потому что Арткин многое держал от него в секрете? Арткин, который так любил разглагольствовать о предстоящих планах, удалился и вообще не появлялся в поле зрения. Он говорил о захвате автобуса, убийстве водителя, о накачке детей наркотиками, о том, как запереть изнутри автобус и даже заклеить окна липкой лентой, но ничего о том, что будет потом. Миро не осмеливался подвергать сомнению действия Арткина, и это было бы совершенно глупо. Арткин просто сказал: «Въехав на мост, мы ждем. Нам нужно будет вооружиться терпением, и оно будет вознаграждено».

  В этот момент Арткин был в фургоне вместе со Строллом и Антибэ. «Может, он выкладывает свой план им, игнорируя меня?» - спросил себя Миро, и тут же он постыдился своей ревности. Он ревновал и прежде, просто, потому что он всегда был самым младшим и неопытным. Сегодня убийство водителя, как предполагалось, должно было доказать всем его мужественность, после чего он будет полностью принят в братство солдат свободы. Теперь он с негодованием смотрел на девушку. Он также обижался на мертвого ребенка, лежащего на заднем сидении в ожидании решения Арткина о том, что с ним делать дальше.

  Миро на дух не переносил ожидание. У него появлялось много времени, чтобы о чём-нибудь подумать, обдумать, взвесить, спросить себя о том, что ему нужно оставить Арткину. Теперь перед ним стоял вопрос о девушке. Он думал о ней, сощурив глаза и видя её в передней части автобуса. Он пробовал заговорить с ней, следуя распоряжениям Арткина, но она была не слишком разговорчивой. Миро было интересно, о чём она думала. Подозревала ли она, что умрет прежде, чем этот инцидент будет завершен?

  Она понимала, что Арткин лжёт, даже притом, что он лжёт умело?

  Внезапная мысль поразила Миро: «Мне он лжёт тоже? Я также под влиянием этого его мастерства?»

  Он закачал головой, словно так он мог бы избавиться от столь ужасной мысли.

  Он заглянул в один из разрезов на окнах. Снаружи всё было тихо. Автобус был достаточно высоко, чтобы увидеть парапет по краям моста. Парапет мог защитить их, когда нужно будет переходить из автобуса в фургон. Здание через пропасть было всё также пустынно и бездыханно. Он искал глазами, где в деревьях от пуль снайпера могут полететь щепки, но он видел лишь заросли густой летней растительности. Наверху закричала птица; он не распознал этот звук. На его родине в долине реки, старики говорили, что горлинки и чайки кружатся в воздухе над апельсиновыми деревьями. В Америке он не видал ни горлинок, ни апельсиновых деревьев, хотя Арткин говорил, что они растут в южных районах, таких как Флорида, где Миро ещё не бывал.

  Снова рыская глазами по небу, Миро услышал звук вертолета и затаил дыхание. Звук возрастал. Он почувствовал, что кровь тяжело запульсировала в его венах, и его сердце замолотило изо всех сил.