- Так что запрись дома, Бен, никуда не выходи и ни с кем не общайся. Я знаю, что это нелегко, но мы не должны дать шансов преступникам, пока они бродят на свободе.

  - Ладно, - сказал я.

  И тогда я вспомнил о том, что меня так беспокоило, пока мы говорили:

  - Эй, Па, ты говоришь, что  письмо было адресовано Генералу Руфусу Бригсу. Я никогда о нем не слышал. Кто этот Генерал Бригс?

  Я услышал, как на другом конце линии зашумел глубокий вздох, и затем воцарилась тишина. И я подумал: «Бог Мой, Генерал Бригс – это мой отец, его подложное имя, прозвище, кличка, в конце концов».

  - Я больше не могу говорить с тобой, Бен. Будь начеку, не теряй бдительности. Скоро кое-кто придёт, и не волнуйся ни о чём.

  Трубка легла на аппарат, и у меня на лбу проступил пот.

  Автобус и дети, захватчики и заложники, мой отец, пользующийся другим именем все эти годы в Дельте и… что такое Иннер Дельта?

  Я осознал, что, по крайней мере, уже три минуты я не думал о Нетти Халвершам. Это был своеобразный рекорд того мрачного дня.

  Забавно. Я не могу вспомнить её лицо.

  Как давно это было?

  Но время иногда так сверхъестественно, и тогда оно играет с нами во всякие забавные игры. Как и эта комната. Кажется, что здесь я был не с сентября прошлой осени, а всегда.

  Или нет?

  Тому, кому я продолжаю адресовать свои вопросы, как будто я ожидаю фантома, крадущегося у меня за спиной, и ответ, который я не жду.

  Говоря о времени: уже 11:15, и они опаздывают.

  Я имею в виду, мои родители.

  Они сказали, что прибудут в одиннадцать. Замок находится в трёх часах езды от Дельты. Может быть, они решили передохнуть по дороге или просто поздно выехали, или даже у моего отца изменились планы, и он, в конце концов, не приедет.

  Возможно, я надеюсь именно на то, что он не приедет.

  Потому что иначе я буду сидеть напротив него и смотреть ему в глаза. И я знаю, что мне от этого будет тошно.

  Не сейчас, не сегодня.

  С того места, где я сижу и печатаю, просматривается пространство через площадь между «Домом Охотника» и «Старым Плющом», через которое проходят посетители прежде, чем попасть в общежитие или в зал имени Дэниела Вебстера, где они могут провести время с учащимися в одной из комнат.

  Я продолжаю смотреть, не идут ли мои мать и отец. Игра в снежки закончена, и площадь пуста. Иногда поднимается ветер, который срывает с карнизов хлопья снега, так похожие на мягкие белые тряпки, беспомощно падающие на землю.

  Теперь я печатаю не спеша, делая паузу после каждого слова, и даже между буквами (наверное, я никогда не узнаю, как работает механизм предчувствия, но мне надо быть начеку). В ожидании их появления, его появления я отрываю от бумаги глаза.

  В надежде на то, что он придёт.

  И в надежде на то, что он не придёт.

  И меня не покидает чувство, что он почти уже здесь, в этой комнате, вместе со мной. Он наблюдает и ждёт.

  Этот фантом – мой отец.

4. 

  Миро на дух не переносил ожидание. Будь то перед посадкой в самолёт в аэропорту, на автобусной остановке, в маленьком душном помещении. Или в тот день в Детройте, когда в лобби гостиницы им устроили засаду, и они были вынуждены ждать целых девять часов, обездвиженные, без еды и питья. У него в руках был пистолет, под конец, походивший на часть его руки или на большую, пульсирующую от боли занозу в его теле. Здесь в автобусе, по крайней мере, у него ничего не болело, хотя его телу было не совсем комфортно. Становилось жарко, солнце раскалило крышу автобуса, но окна уже было не открыть.