Здесь я был всегда счастлив, Бен, с моими друзьями. Я надеялся, что и тебе также здесь будет хорошо, и у тебя будет столько же друзей, как и у меня. Джек Харнесс был моим самым близким другом. Утром в понедельник после 7 декабря, 1941 года, мы собрались вместе, и оставили это прекрасное место в порывах бурного патриотизма. Мы направились в Бостон и затем дальше. Мы служили вместе на островах Тихого океана, именами которых названы улицы Форта Дельта. Когда я спускаюсь по Иво-Дзима Авеню в Дельте, то вспоминаю Джека Харнесса, который умер и похоронен на том острове. Могу поклясться на его могиле, что он умер не напрасно. Это звучит наивно, слишком патриотично и старомодно? Какая клятва! В те дни мы были плохо подготовлены к войне, Бен, но мы превосходно научились лишь одному – патриотизму. Патриотизм бывает всяким; наш был чист, бескорыстен и не поддавался сомнению. Мы были хорошими парнями. Сегодня, конечно, патриотизм остался, но в руках у поколения, задающего вопросы, поколения, которое смотрит на себя в зеркало так, словно исполняет какую-то обязанность, и гадает: «Ну, кто из нас хороший? А, может, мы все плохие?» Ни у кого не должно быть таких вопросов, Бен, и даже мыслей об этом.

  Мне жаль, Бен, приношу свои извинения. За проповедь.

  Или, возможно, я извиняюсь за что-либо ещё.

  Пытаясь теперь сказать то, что ранее я не смог бы сказать тебе в лицо.

  Важно, что я понял, как трудно смотреть в лицо, в глаза – этим утром. Я не боялся того, что смог бы там увидеть, а скорее того, что при этом увидишь ты.

  О, я вижу, что на том столе лежат «Рыцари и Доспехи».

  Мой класс… в конце года…

  Все те имена и лица. Где – они теперь?

  А где ты, Бен?

  И когда ты вернёшься, Бен, чтобы я тебе это сказал?

  Что я говорю?

  Я должен попытаться всё тебе объяснять?

  С чего я начал?

  С начала. Где это?

  …и это началось прошлым августом, когда на мосту был автобус с детьми, захваченными в заложники, и один ребенок уже умер…

  Мы знали об ограниченном времени, и, конечно, с кем мы имели дело: террористы, с немалым опытом в своём ремесле. Они беспощадны. Фанатики. Тут же было организовано общенациональное расследование, которое сразу было приведено к исполнению. Нам было сказало, что мы должны знать, и указано, каков был курс наших дальнейших действий. Мы изучали накопившийся опыт борьбы с террором в других странах, тактику террористов и, в какой-то мере, свой собственный опыт. Мы также знали линию, которой нам надо было придерживаться – не допустить, заключить сделку ради прекращения насилия, чтобы выиграть время, но отказаться принимать их требования.

  Тем временем началась акция, о которой массовая общественность не подозревала. Некоторые из подразделений наших вооруженных сил обучались для работы в антитеррористических операциях. В подобных ситуациях, если нечто такое происходило, они были готовы на многое. Одна из групп была послана в Халловел и развёрнута в лесу вокруг автобуса и фургона. У них было новейшее оборудование, в том числе особо сложные по своей конструкции усыпляющие гранаты. Эти гранаты могли бы оказаться ключевыми в операции, особенно, когда в неё вовлечены дети.

  Нам уже было ясно, что в этом теракте участвует не более четырёх террористов. Один из них – Арткин, который был известен и по другим террористическим актам, и какое-то время мы за ним уже наблюдали. Он подозревался в участии во взрывах в Бруклине, Детройте, Чикаго и Лос-Анжелесе. Двое других вероятных участников были идентифицированы, как человек по имени Антибэ, нанимавшийся и в другие террористические альянсы, знакомые нашим властям по Ближнему Востоку и Европе, и чернокожий по прозвищу Стролл, в первую очередь известный как классный техник, эксперт по взрывчатым веществам, машинам и т.