Графа Монтрейна переполняли эмоции – это было так на него не похоже!

– Я с радостью отвезу тебя домой, Маргарет, – заявил он. – Ты даже не представляешь, какое удовольствие это мне доставит. Я буду просто счастлив. Тебя устроит, если мы отправимся в путь сегодня днем? Это не слишком поздно?

Маргарет молча кивнула, не сводя с Хоторна настороженного взгляда.

Сквозь пробитое стекло в комнату врывались яркие солнечные лучи, которые так и играли на осколках стекла и фарфора. Разбрасывая ногами самые крупные из них, Хоторн направился к двери.

Оглянувшись на Маргарет, Майкл подумал о том, что у нее до сих пор ошеломленный вид. Что ж, это неудивительно. К тому же как еще она могла отреагировать на столь бурную вспышку его эмоций? Он усмехнулся, а потом громко расхохотался, дав наконец волю чувствам.

Маргарет смотрела на него с таким видом, будто он сошел с ума.

Возможно, так оно и было.

Глава 25

Удовольствие может быть тихим, как дуновение от взмаха крыльев мотылька, или оглушающим – как грохот горного обвала.

Короткий проливной дождь чудесно освежил воздух, и вскоре после него на ярко-голубом небе не осталось ни намека на облака. Дождь смыл всю пыль с листвы на деревьях, окружавших площадь, вернув ей изумрудный блеск. Казалось, даже булыжная мостовая после омовения стала чище и обрела яркий, почти оранжевый цвет;

Майкл поднялся по ступенькам кареты и уселся напротив Маргарет. Она сидела, ссутулившись и сложив на коленях руки.

С тех пор как несколько часов назад Хоторн покинул комнату, оба не проронили ни слова. Однако, похоже, он немного пришел в себя. Майкл внимательно смотрел в окно, наблюдая за меняющимися картинами, или, возможно, он лишь скользил по ним глазами, поглощенный собственными мыслями.

Мейфэр казался совсем тихим, однако чем ближе они подъезжали к центру Лондона, тем сильнее становился шум. Стук колес по булыжным мостовым, ржание тысяч лошадей. Крики уличных торговцев и девушек-разносчиц, чьи-то разговоры, плач и смех – все это вливалось в городскую какофонию.

К западу дома и улицы стали меняться. Здания липли одно к другому, загораживая солнечный свет. Даже воздух здесь был другим – он казался неприятно густым и как будто отдавал серой. Было не поздно, но улицы уже начинали теряться в тени. Кирпичи в этом районе были покрыты копотью, отчего все окружающее казалось одного цвета – серого.

Серый – цвет бедности.

Наконец экипаж выехал из города, и все вокруг волшебным образом преобразилось. Остались позади дома, затихли крики тысяч людей.

Майкл с такой силой сжимал в ладони золотой набалдашник прогулочной трости, что у него заболела рука. Когда он поворачивал голову, чтобы выглянуть в окошко, было видно, как у него на щеках ходят желваки.

Возможно, после сцены в спальне Маргарет стала побаиваться его, если только недавний страх не уступил места другим воспоминаниям. Ведь не всегда Майкл Хоторн был таким разъяренным. Маргарет помнила и того графа, который смеялся вместе с ней на полу в утренней гостиной. Неутомимого труженика.

Да, Майкл упрям, он не желает слушать чужого мнения и подчиняется лишь логике. Ищет цифровые комбинации и значения кодов. Но при этом именно граф Монтрейн похитил Маргарет из дома, чтобы провести с ней целую неделю страсти. И она видела его веселым, смеющимся, по-мальчишески озорным. Все это не укладывалось у Маргарет в голове.

«В моей жизни должен быть определенный порядок».

Маргарет часто вспоминала эти слова Монтрейна. Однако он не всегда вел себя рационально.

Утро кончилось, день вступил в свои права, а они все ехали на запад, но, кроме нескольких скупых вопросов и таких же немногословных ответов, в карете не прозвучало ни слова.

– Не хочешь ли остановиться в гостинице? – вежливо предложил Хоторн.