— Да, милорд, но мне девятнадцать лет, — возразила она. — Меньше чем через шесть лет я вступлю в права наследства. Я стану совладельцем «Невилл Шиппинг», со всеми сопутствующими правами и ответственностью. Но и сейчас я уже достаточно взрослая, чтобы стать независимой и делать собственный выбор, хорошо это или плохо.

— Говоря о плохом выборе, Мартиника, две недели назад ты сделала самый прискорбный из них, — глухо произнес Ротуэлл. — Но даже если оставить без внимания это ошибочное суждение, факт остается фактом: ты женщина. Тебе нужен муж.

— У Ксантии нет мужа, — парировала Мартиника. — Она принимает собственные решения — и к тому же многие из них касаются бизнеса.

— Это едва ли одно и то же, — проговорил он. — Ситуация Ксантии… необычна.

Мартиника приподняла одно плечо.

— Я не стану оспаривать это, — ответила она. — Я пришла сюда не для того, чтобы ссориться из-за Ксантии.

— Тогда из-за чего, умоляю тебя, ты пришла ссориться? — спокойно спросил Ротуэлл.

Мартиника внимательно наблюдала за ним; ей не хотелось ни на одно мгновение недооценить его решимость или его безжалостность.

— Я хочу знать, милорд, почему вы отослали меня прочь, — заявила она ясным, тихим голосом. — Более того, я желаю знать, почему я не могу теперь вернуться домой. И будьте любезны не приукрашивать свои ответы пустыми словами вроде «долг» и «ответственность». Я давным-давно оставила любую надежду на то, чтобы угодить вам, или на то, что вы полюбите меня. Теперь мне нужна от вас только правда.

К его чести, Ротуэлл не стал ни уклоняться, ни колебаться.

— Не имеет большого значения, угождаешь ли ты мне или люблю ли я тебя, Мартиника. — Его голос был угрожающе спокойным. — Точно так же мало значит то, что ты думаешь обо мне. Любовь не имеет ни малейшего отношения к жизни. Мне выпала задача обеспечить твою безопасность, и я сделал все, что было в моих силах.

Ее безопасность? Такой странный выбор слов.

— Но почему меня отослали прочь, милорд? — снова спросила девушка. — Неужели вы настолько сильно ненавидели меня, что не смогли выносить моего вида? Умоляю, говорите прямо, сэр, потому что эти слова уже не ранят меня. Если я собираюсь продолжать жить, что сначала должна попытаться понять прошлое.

При этих словах его лицо, казалось, смягчилось, но не до доброты или хотя бы до симпатии, а до почти неоценимой усталости. И в первый раз Мартиника задумалась, чего это опекунство стоило ему.

— Никто не хотел бы понять прошлое больше меня, Мартиника, — тихо проговорил Ротуэлл. — После смерти твоего отчима мне выпало разобраться с делами и делать то, что я считал лучшим. И я сделал именно это. Я нашел тебе место в одной из самых знаменитых школ в мире. Я внимательно следил за твоими академическими успехами и твоим благополучием. Я оплачивал все твои расходы до последнего пенни и обеспечивал тебя всевозможной роскошью. Что сверх этого ты хотела от меня?

— Но почему вы заставили меня уехать из единственного дома, который я когда-либо знала, милорд? — настаивала девушка. — Зачем отсылать меня за тысячу миль, когда я могла бы остаться с вами и Ксантией? И почему в Англию? Неужели вы не понимали, что для меня это чужая страна? Это не мой дом, Ротуэлл. Это ваш дом. Но не мой.

— Не могло быть и речи о том, чтобы тебе остаться на Барбадосе. — Эти слова казались категоричными и холодными. — И эта ситуация не изменилась.

Мартиника была непоколебима.

— Почему, сэр? Я требую объяснений.