— А-а, это д’Омон, не так ли, сударь? Вы подсыпали Мадлен в кофе наркотические вещества, чтобы, когда бедняжка будет в бессознательном состоянии, овладеть ею. То же самое вы хотели сделать, когда проникли к ней в спальню, но вас спугнул гусь, а потом я. Вы мне тогда хорошо канделябром ударили. Кстати, я его у вас в сейфе обнаружил. Мадлен тогда действительно гуси спасли, которых она спасла от снега и льда. Вам снег, как я помню, тоже не нравился. Никогда не забуду, как вы на следующий день носились по коридору в пижаме в восемь утра с радостным воплем: «Снег растаял!» и истерично хохотали.

— А я, когда снег растаял, плакала, — сказала Мадлен, — снеговичок наш тоже погиб. Я его велела в погреб унести, там же холодно, но не помогло.

— Его Стервози увидел и за привидение принял, — сказал Макс. — Перепугался до смерти.

— Но все же, это были вы, герцог? — спросила Мадлен. — Макс прав?

— Мне остается только покаяться, — произнес герцог, — я и так за свои грехи предостаточно наказан. Со мной даже собаки говорить не хотят, так я запятнал свой род!

— Господи, — Мадлен всплеснула руками, — зачем вы это выдумали мне сыпать что–то в кофе или пугать ночью? Почему вы не рассказали прямо о ваших желаниях? Я бы подумала…

— Вы замуж выходите! — сказал Макс.

— Ну, может, я бы сделала исключение, д’Омон такой милый. Графиня, не ревнуйте.

— Я не ревную, теперь я люблю другого, — сказала графиня.

— Ну и славно!

— Единственное, что мне не понятно, — сказал Макс, — это химера, упавшая на герцога и следы на навозной кучи от полицейских сапог.

— А я знаю, — кокетливо сказала Мадлен, — мне напарник Стервози рассказал. Приятный такой молодой человек, тоже студент, как и вы. Значит, ночью, Стервози, усевшись на химеру с крыши, охранял замок. Рядом на крыше сидел его напарник. Вдруг химера упала, вместе со Стервози в навозную кучу. Стервози решил водрузить химеру не место, привязать ее веревкой и поднять на крышу обратно. На крыше остался его напарник, который спустил веревку. Стервози, то ли после падения, то ли не выспался, привязал не химеру, а стоящего рядом осла…

— Значит, ослиная морда, которую я увидел в окне, мне не показалась! — пробормотал Робеспьер.

— Выходит, что нет. Конечно, они потом поняли свою ошибку и подняли настоящую химеру, но утром она опять упала.

— Мадлен, почему вы мне об этом не рассказали раньше?

— А вы не спрашивали!

И тут герцог так заревел, что все с изумлением уставились на него.

— О боже я так верил ей! — всхлипывал он. — Я так ее любил! Как она могла меня так унизить!?

— Успокойся, родненький, — сказала тетя, доставая платок и утирая племяннику слезинки, — все будет хорошо, найдешь себе другую девушку.

— Что толку, я уже женат! Позор на весь наш род! Ни одна женщина уже не станет моей женой! Я не хочу жить!

С этими словами он сорвался с места и выбежал из гостиной, перепуганные люди побежали за ним. Бедная тетя чуть не потеряла сознание, когда поняла, что ее племянничек влез на крышу замка.

— Не надо! — закричали все.

Но было поздно. Герцог спрыгнул вниз. Все боязливо подошли к краю крыши.

— Я этого не перенесу! — зарыдала Мадлен на плече студента.

— Кажется, он жив! — сказал Макс. — Или мое слабое зрение опять обманывает маня… Он упал в навозную кучу.