Эти две недели я просидела взаперти, размышляя о том, что меня ждет в Волковском колледже. Возвращение мобильного телефона обрадовало, но даже с ним вряд ли будет легче выжить в этой тюрьме.
– Родственнички решили, что мое место среди «Волков», – только и произношу я.
– Не понимаю, почему они тебя держат. Ты совершеннолетняя и…
– Маш, пожалуйста, не надо. Я мечтаю, чтобы они выгнали меня или отказались. Я… я просто…
– Прости, Ален. Не расстраивайся, ладно? Мне жаль, что так вышло, но подумаешь, «Волки»! Может быть, все не так плохо? Какая разница, где учиться? Вот получим дипломы и уедем с тобой куда нибудь далеко, где твоя семейка уж точно нас не достанет.
Слова Маши немного успокаивают. Мысли о светлом будущем не позволяют надежде погаснуть, но здравый рассудок не желает молчать. Никто не знает, что будет через год, а тем более два. Мы не можем заглядывать так далеко.
– Здесь еще хуже, чем я себе представляла. На окнах решетки, все грязное и старое, – понижаю голос до шепота. – Я видела, как дядя разговаривал с комендантшей. Эта тетка похожа на ведьму.
– У нее бородавки на носу?
– Если бы…
Вдруг дверь распахивается, и в комнату врывается женщина средних лет. Подпрыгиваю на старом матрасе, едва не выронив телефон, и испуганно хлопаю ресницами. Неужели она меня слышала? Вдруг и правда ведьма?
– Миланович?! – грозно вскрикивает комендантша.
– Я перезвоню, – быстро говорю Маше и сбрасываю звонок. – Да, это я. Здравствуйте.
Женщина бросает на кровать стопку постельного белья, подушку и тонкий матрас и прищуривается, впиваясь в меня пытливым взглядом. Ее темная растрепанная коса свисает с одного плеча, а черный балахон в пол только добавляет ведьмовской безуминки. Не хватает лишь метлы и остроконечной шляпы. Что то мне подсказывает, что с этим персонажем лучше не ссориться. Себе дороже.
– Спасибо, – скромно улыбаюсь я. – Меня зовут Алена, а вас?
– Агата Павловна, – настороженно отвечает она.
– Рада знакомству, Агата Павловна.
Женщина оторопело дергает головой, будто я щелкнула ее по лбу. Черты ее лица немного смягчаются, а в блеклых глазах проступает слабый отблеск жалости:
– И я тоже рада, Алена.
Агата Павловна еще несколько мгновений внимательно меня разглядывает, а после подходит к кровати и забирает матрас, больше похожий на тонкое покрывало, которому навскидку чуть меньше пятидесяти лет.
– Принесу тебе другой. И одеяло. Ночи здесь холодные.
Ее внезапная забота уже согревает, на душе становится чуточку спокойнее, но ненадолго. Агата Павловна вновь приобретает устрашающую серьезность и произносит:
– Будь осторожна, девочка. Не думаю, что ты впишешься в местный контингент. Тебе придется отрастить когти и клыки, но, если будешь нарушать правила общежития, я сама тебя покусаю.
Не знаю, что сказать, поэтому молча киваю, будто все поняла. Агата Павловна едва заметно качает головой и покидает комнату, одарив меня на прощание косым сочувствующим взглядом.
Время близится к полудню, яркие солнечные лучи бьются в окно. Даже после влажной уборки комната не стала выглядеть лучше, но по крайней мере дышится здесь теперь куда легче. Заканчиваю раскладывать вещи, заняв меньше половины шкафа и всего одну подвесную полку, чтобы не стеснять соседку. Из коридора доносятся женские крики, и я замираю на месте, внимательно прислушиваясь.
– Да все я помню, Павловна, не нуди! Ты же меня знаешь!
Голос Агаты Павловны не такой звонкий, чтобы разобрать слова, но недовольство чувствуется в одной лишь интонации.
– Ничего я ей не сделаю! Буду самой приличной, не переживай! Да бросила я! Бросила!
Дверь за спиной открывается, и я напрягаюсь всем телом, готовясь к худшему. |