Краска только размазалась, теперь и по ладони. – Она не смывается. Джози, она не смывается!
Мама, переключившись с дедушки на папу, устроилась возле него с абразивной губкой в руках.
– Стой спокойно, Бернард! Я делаю все, что могу.
Трина отправилась за сумкой с ноутбуком:
– Пошарю в Интернете. Наверняка что-нибудь найдется. Зубная паста, или жидкость для снятия лака, или отбеливатель…
– Только через мой труп! Я не позволю мыть отбеливателем свое чертово лицо! – взревел папа.
Дедушка, с его новыми пиратскими усами, хихикал в углу комнаты. Я начала пробираться бочком мимо них.
Мама держала папу за подбородок левой рукой, а правой отчаянно оттирала краску. Мама повернулась ко мне, словно только что обнаружила мое присутствие:
– Лу! Я не успела спросить. Ты в порядке, дорогая? Хорошо прогулялась?
И все остановились, как на стоп-кадре, чтобы улыбнуться мне. Их улыбка словно говорила: «Все в порядке, Лу. Тебе не из-за чего волноваться». И я поняла, что ненавижу эту улыбку.
– Отлично!
Именно такого ответа они и ждали. Мама повернулась к папе:
– Великолепно. Бернард, разве это не великолепно?
– Да. Замечательные новости.
– Если разберешь свое белое белье, дорогая, я потом закину его в стирку вместе с папиным.
– На самом деле, – ответила я, – можешь не трудиться. Я тут подумала. Пожалуй, мне пора возвращаться домой.
Никто не произнес ни слова. Мама посмотрела на папу, у папы напряглась спина. Дедушка в очередной раз слабо хихикнул и прижал руку к губам.
– Что ж, вполне разумно, – произнес папа с достоинством, несколько неожиданным для пожилого мужчины с лицом черничного цвета. – Но если хочешь вернуться в ту квартиру, ты должна выполнить одно наше условие.
Глава 4
– Меня зовут Наташа. Мой муж умер от рака три года назад.
Дождливым вечером понедельника члены психологической группы поддержки тех, кто хочет двигаться дальше, сидели кружком на оранжевых офисных стульях в зале собраний церкви Пятидесятницы. Рядом с нашим руководителем Марком, высоким усатым мужчиной, буквально всеми порами источавшим черную меланхолию, стоял пустой стул.
– Я Фред. Моя жена Джилли умерла в сентябре. Ей было семьдесят четыре.
– Сунил. Мой брат-близнец умер от лейкемии два года назад.
– Уильям. Умер отец. Шесть месяцев назад. Честно говоря, все это несколько нелепо, так как, когда он был жив, мы с ним не слишком ладили. И я не перестаю спрашивать себя, зачем я здесь.
Я заметила, что в воздухе стоял специфический запах скорби. Запах сырости, плохо проветриваемых церковных залов и чайных пакетиков низкого качества. Пахло обедом на одного человека и окурками сигарет, выкуренных в одиночестве на городских балконах или на холодном ветру. Пахло лаком для волос и дезодорантом для подмышек; маленькие повседневные подвиги в борьбе с трясиной отчаяния. |