— Халло, — произнес голос Блюхера. — Это Папочка. Кто здесь?

— Это Вилли, — процедил я, стиснув зубы.

— О, привет, Вилли. Вы на безопасном телефоне?

— Ох, да христаради. Послушайте, я еду в какой-то Педагогический колледж, он называется Блямкли-Лог, как ни трудно в это поверить. Это возле…

— Я знаю, возле чего он. Скажите-ка, а как называется эта приблуда, которую вы, британцы, нацепляете, когда играете в крикет?

— Не понимаю. Мы много чего нацепляем, когда играем в крикет.

— Та штука, которую вы носите под штанами, чтоб как бы прикрыть фамильные драгоценности, понимаете?

— Вы про гульфик, я полагаю? Но какого дьявола…

Не знай я его как человека, начисто лишенного чувства юмора, я бы предположил, что он так развлекается.

— В Сент-Олбансе есть спортивная лавка?

— Не могу сказать. Но если и есть, она в это вечернее время уже наверняка закрыта.

— Блин, тогда круто. Ну что ж, удачи, Вилли. Держите связь.

Он повесил трубку. Я отъехал, неистово размышляя. В груди моей кипело множество эмоций, однако веселья среди них не наблюдалось.

11 Маккабрей несколько берется за палку и исключает фразу «слабый пол» из своего лексикона

Читал, пока мне сон не смежил вежды,

«Легенду Женщин Добрых» — давний труд,

Он пелся утренней звездою из надежды,

Что ее ноты вниз дойдут.

«Греза о Прекрасных Женщинах»

Блямкли-Лог, несмотря на свое несообразное имя, оказался постройкой горделивой, насколько я мог разобрать в сумерках. Пока я рулил по горделивой дорожке, чрезмерное количество горделивых прожекторов заливало как ее, так и меня сиянием, почитай, в полмиллиона ватт. У подножья горделивых ступеней меня встретила коренастая девица в бриджах.

— Мистер Маккабрей? О, суперски. Теперь я могу выпустить собак, как только вы окажетесь в безопасности. Меня зовут Фиона, кстати. Ключи оставьте в машине, я загоню ее на место.

Я собственноручно взнес свой багаж по ступеням — туда, где против света высился силуэт пухловатого дворецкого.

— Добро пожаловать в Колледж, мистер Маккабрей, — произнес силуэт голосом, кой я счел женственным.

— Да, — ответил я.

— У вас как раз есть время принять ванну, сэр. К ужину мы не переодеваемся. Позвольте ваши пальто и шляпу.

Он и взял их, а также — мой зонтик. С благодарностью подступая к огромному пламени, горевшему в камине вестибюля, я заметил, как дворецкий напрыгивает на меня, вертя моим зонтиком в направлении моей же нижней челюсти. Я уклонился, разумеется, ибо уклоненье — один из самых отработанных моих навыков, — и отобрал у него зонтик, окрутив его вокруг дворецкого большого пальца, после чего кинулся (но стойте, позвольте объяснить: специалисты никогда не лупят людей палками, зонтиками и прочим, ибо движение это неуклюже, его легко отразить, и оно не способно причинить никакого ущерба, если палка по-настоящему не увесиста, а в таком случае маневр еще более неуклюж. Нет, верный способ применения такого импровизированного оружия — выпад жесткой рукой в середину корпуса противника: даже если наконечник не пронзит кожу, можно полагаться на то, что он сотрясет печень, селезенку или диафрагму мучительным или даже смертельным образом.). Итак, я кинулся, как и намерен был сообщить выше, выпадать с жесткой рукой в середину корпуса, что с хорошей точностью должно было нанести серьезный урон даже наикрепчайшему дворецкому, однако в распоследнейшую долю секунды, к своему вящему смятению, обнаружил, что он, дворецкий, — в действительности она, дворецкая, и острие мое дрогнуло, скользнув по ее бедру.